П.С. Рейфман

Из истории русской, советской и постсоветской цензуры

Архив сайта

Главная ЧАСТЬ II. Советская и постсоветская цензура Глава 5. Часть 1

  

         608       ГЛАВА ПЯТАЯ. ВТОРАЯ МИРОВАЯ.

                                           (1939 — 1945)              

                              (Часть первая)

    Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин 
    И первый маршал в бой нас поведет 

    И на вражьей земле мы врага разгромим
    Малой кровью, могучим ударом

    Идет война народная,
    Священная война

     Россия, кровью умытая

Цена Победы. Миф о войне – один из главных советских мифов. Когда началась Вторая мировая война? Кто виновник? Заседание Политбюро ВКПб 19 августа 43 г. Договор Молотова – Риббентропа и секретное приложение к нему. Нападение Германии на Польшу. «Братская помощь» СССР населению Западной Украины и Западной Белоруссии. Сообщение агентства «Гавас» о заседании Политбюро 19 августа, реакция Сталина. 28-го сентября 39-го г., договор СССР и Германии о дружбе и границах между ними. Расстрел польских военнопленных в Катыне. Война с Финляндией. Присоединение Прибалтики. Действия в Бессарабии и Северной Буковине. Ухудшение отношений между СССР и Германией, подготовка нападения друг на друга. 22-го июня 41 г., нападение Германии на СССР. Военные неудачи Советского Союза в начальный период войны (41 – 42 гг.). Книги Некрича «1941. 22 июня», В.Суворова «Ледокол», Арутюнова «Досье без ретуши. Ленин. Личностная и политическая биография», Мельтюхова «Упущенный шанс Сталина» и других .В. Бешанова, М.И.Солонина, Л.М.Млечина…). СССР – союзники. США и Япония. Вступление США в войну. Помощь союзников СССР. Причины поражений Советского Союза в первые полтора года войны. Приказ Сталина N 227. Превращение войны в Отечественную.


 Первые три эпиграфа из предвоенных песен и песни начала войны. Последний – название романа Артема Веселого .И. Кочкурова) о гражданской войне. В советской России человеческой крови никогда не жалели. Она лилась реками и во время гражданской войны, и в период коллективизации, и в тридцатые годы, годы сталинских «чисток». Так что последний эпиграф можно бы применить к любому советскому периоду. Но ни один из них не может сравняться с годами Великой

609 Отечественной войны. Причем, это была своя кровь, в отличие от той, чужой, крови врагов, внешних или внутренних, реальных или вымышленных. Советские люди даже гордились, что пролили своей крови несравненно больше, чем остальные, «не то, что американцы, которые гнилой тушенкой воевали». Пролили, действительно, больше. Вероятно, больше, чем было необходимо для победы. Хотя особенно гордиться этим не следует. Но нельзя забывать и другое: ценой этой крови, как и крови союзников, была куплена Победа, «одна на всех, мы за ценой не постоим». Гитлеровский фашистский режим потерпел поражение. Хотя констатацией этого нельзя ограничиваться: тоталитаризм гитлеровский для многих сменился сталинским. И ряд стран, в частности прибалтийских, не считают 9-е мая днем Освобождения, а руководство России до сих пор не хочет официально признать, что «добровольное присоединение» в конце 30-х годов на самом деле было оккупацией.

 

Первоначально эта глава называлась «Идет война народная…» — слова из песни В.Лебедева-Кумача (муз. А. Александрова), опубликованной 24 июня 41 г. в газетах «Известия» и «Красная звезда» и ставшей как бы гимном военного времени. Глава охватывала период 1941 –1945 гг., Отечественной войны. Но позднее стало понятно, что и от такого названия и от такой хронологии следует отказаться. Здесь сыграло свою роль и то, что приближался знаменательный юбилей, шестидесятилетие со дня окончания второй мировой войны, заставивший многое узнать и многое продумать. Получалось, что память о войне – еще один миф, один из главных, входящий чрезвычайно важной частью в общую мифологию советской действительности. Способствовала пониманию этого и книга «Память о войне 60 лет спустя. Россия, Германия, Европа». Второе издание. Редактор – составитель Мих. Габович. Изд. «Новое литературное обозрение». М., 2005. Несколько объяснений: первое издание – специальный выпуск журнала «Неприкосновенный запас» (приложение к «Новому Литературному Обозрению», 2005, N 2-3) вызвало большой интерес и разошлось мгновенно, в течение полутора месяцев. Заказы на него продолжали поступать из России и всего мира. Поэтому издательство решило выпустить в том же 2005 году второе издание, в книжном формате, несколько изменив содержание. Сборник подготовлен совместно с берлинским журналом «Osteuropa». Выпуская его объединенная редакция, по её словам, не ставила перед собой задачу «пересмотреть историю самой войны»; речь скорее идет о современности, о послевоенной истории, о том, «как прошлое живет в настоящем, отбрасывая свою тень на будущее» (7). По утверждению авторов «Введения» в России и Германии память о войне вписана «в разные контексты». В Германии в течение десятилетий она «находится в центре всех общественных дискуссий». В России процесс осознания памяти о войне только начинается. Память о ней редко воспринимается как вопрос, не совпадающий с изучением истории войны, ее значения. Новые трактовки военной истории зачастую воспринимаются как «осквернение памяти» (8). Авторы книги утверждают, что их интересует память о войне, а не изучение её реальной истории. Такое утверждение понятно (оно отводит обвинение в «осквернению памяти») и во многом соответствует содержанию книги. Но этим дело не ограничивается. Касаясь вопроса памяти о войне, нельзя не затронуть того, что происходило, и авторы много пишут и о военной реальности, и о военном мифе, о намеренной официальной фальсификации событий периода войны. Редакция сборника, по различным причинам, акцентирует другую проблему,
610 проблему памяти, тоже весьма важную, вполне достойную внимания, изучения и в целом антиофициальную. Но их интересует и проблема войны, какой она была на самом деле, её отражения в созданном официальном мифе о войне, одном из самых живучих, дожившим до нашего времени, совершенно сознательно поддерживаемом властями. Спасибо авторам сборника за это.

Редакция уже во «Введении» осмеливается говорить о том, что «многие группы жертв и участников войны так и не обрели права на свой собственный голос», а «голос воевавшего народа, голоса ветеранов войны по-прежнему узурпирует верховная власть», тратящая огромные средства, не сравнимые с теми, которые идут на нужды победивших ветеранов, для создания «виртуальной реальности ''нашего славного боевого прошлого'', к которой и будут апеллировать готовящиеся празднества по случаю 60-летия Победы <…> Сегодня, так же как и в советское время, память о войне скорее служит легитимизации современного политического режима, нежели имеет непосредственное отношение к самой войне. Контроль за прошлым оказывается необходимым условием контроля за настоящим» (8-9).

Говорится во «Введении» и о том, что в «преддверии юбилея» прекращено расследование о расстреле польских офицеров в Катыни, что из памяти общества «выпал» пакт между Гитлером и Сталиным, террор, проводившийся советскими властями на оккупированной территории стран Восточной Европы. «Забыты советские военнопленные – жертвы двух диктатур, ''освобожденные'' из гитлеровских лагерей для того, чтобы мгновенно оказаться в сталинских“. Лев Гудков в статье “''Память'' о войне и массовая идентичность россиян», помещенной в сборнике, пишет о том же: «Сегодня память о войне и победе включается главным образом механизмами консервации социального целого <…> Воспоминания о войне нужны в первую очередь для лигитимизации централизованного и репрессивного социального порядка <…>Непрожитая война оборачивается рецидивами государственной агрессии – чеченской войной и реставрацией репрессивного режима <…>. Предстоящие пышные государственные празднества 60-летия Победы не станут поводом для рационализации российским обществом своего прошлого и настоящего <…> это будет принудительная имитация коллективной солидарности с властью, не имеющей ничего за душой, кроме казенного полицейского патриотизма и политического цинизма» (103
).



Миф о Великой Отечественной Войне СССР с гитлеровской Германией, один из основных мифов советской мифологии. Он начал формироваться еще в период войны, на основе реальных событий, отражая героизм, подвиг народа. В него входили более частные мифы: о Матросове, Зое Космодемянской, о подвиге 28 панфиловцев и т.п. Постепенно создавался стереотип изображения и восприятия войны: обязательно Народная, Священная, Победоносная, Освободительная, Справедливая, ведущаяся с вероломно напавшим на нас противником, во имя мира и победы добра, против сил зла. Победа в войне — победа идей социализма, коммунизма над фашизмом, одержанная под руководством Великого вождя, товарища Сталина. Всё, что выходило за рамки такого восприятия беспощадно запрещалось, отсекалось. О неудачах, темных сторонах упоминалось вскользь или совсем не упоминалось. Главная роль отводилась Советскому Союзу; он, в основном, вел войну и выиграл ее. Это война именно СССР против Германии. О союзниках говорилось вскользь, как о силе, не решающей событий; их постоянно осуждали за то, что они своекорыстно и намеренно затягивают открытие второго фронта. И
611 только изредка, по той или иной причине, удавалось пробиться правде о войне. Вернее, в официальную концепцию входила только часть правды о войне, без темной стороны ее. Особенно искаженно освещались или вообще замалчивались события перед нападением Германии на СССР и конца войны. Не говорилось о союзе СССР с фашисткой Германией, о разделе Европы, о насильственном присоединении Западной Украины и Западной Белоруссии, Молдавии, стран Прибалтики, которые «сами попросили» включить их в состав СССР, после того как в их страны были введены советские войска. Советский Союз, естественно, удовлетворил их просьбу. Хотел он присоединить и Финляндию, но она не далась. При Хрущеве роль Сталина в войне, как и в других областях, подвергнута критике, зато подчеркивается роль самого Хрущева во время войны. При Брежневе, естественно, он сам выдвигается в качестве военного руководителя ( «Малая земля»). Но общие контуры мифа о войне, героического эпоса, и при Хрущеве, и при Брежневе остаются в общих чертах без изменений.
 


Столь же искаженно отражался конец войны: советские войска – освободители не только своей территории, но и многих стран Европы от «фашистской чумы». Последнее верно. Но было и другое, о чем старались не упоминать. О том, что в «свою территорию» зачислялось все, что захвачено перед войной, по договору с Гитлером, да и еще кое-что-то  к этому прибавилось (Венгрия, Болгария, Румыния, Чехословакия, Польша, на первых порах Югославия). Названные страны в состав СССР непосредственно не вошли, но из них сформировали зону «народной демократии» (позднее стран Варшавского договора), по сути дела вассалов Советского Союза, подчиненных ему. Государственное устройство их строилось по советской модели, установленной правителями СССР, совершенно не соответствующей интересам и желанием их народа. Попытки отстоять свою независимость беспощадно подавлялись (Венгрия, Чехословакия, Польша…). «Народная демократия» не была ни народной, ни демократией. Все это входило в результаты войны, но не в ее официальную трактовку

После победы такая официальная трактовка закрепилась, стала восприниматься как непреложная истина. Она существует до настоящего времени. Ее провозгласил Путин. В нее верит большинство население России, да и многие за ее пределами. Следует напомнить, что Сталин не был доволен итогами войны. Ему казалось недосчататочным полученное в её результате. Его планы о завоевании всей Европы не осуществились. Готовилась новая война. Поэтому празднества в день Победы не особенно инициировались (за исключением первого послевоенного парада 45 г., когда знамена германских войск брошены под ноги победителей). 9 мая оставалось рабочим днем. До 65 года.

При Хрущеве дело началось меняться к лучшему. Доклад его в 56 г. на ХХ съезде партии о культе Сталина. Доклад долго не публиковали. Его читали на закрытых партийных собраниях. Экземпляры его выдавали ответственным партийным работникам под расписку, он продолжительное время продолжал оставаться секретным. Речь в нем шла о злодеяниях Сталина, а не о порочности системы. Не случайно руководитель итальянской коммунистической партии П. Тольятти недоумевал: почему только о Сталине? Партийному руководству страны казалось, что и этого много. И видные политические деятели, крупные историки следовали не указаниям доклада Хрущева о культе Сталина, а тезисам, сформулированным в июне 56 г. в постановлении ЦК КПСС, направленном против десталинизации. В нем
612 содержались указания, которыми руководствовались на протяжении трех будущих десятилетий: «Культ личности» не мог изменить «природу нашего общественного устройства». О преступлениях, ошибках Сталина, связанных с второй мировой войной вообще не упоминалось. Но все же многое после доклада Хрущева на ХХ съезде изменилось. 29 июня 56 г. выходит постановление ЦК КПСС «Об устранении последствий грубых нарушений законности в отношении бывших военнопленных и членов их семей». Это была реабилитация пленных, всех оптом зачисленных в предатели. Несколько облегчается доступ к архивным материалам, в том числе военным. Возникают новые исторические научные журналы ( «Вопросы истории КПСС», «История СССР», «Новая и новейшая история», «Военно-исторический журнал»). При издательстве «Наука» создается специальная рабочая группа под руководством А.Самсонова (она опубликовала 90 книг, 50 из них – военные мемуары). Вышла шеститомная «История Великой Отечественной войны» (1960-1965). Последняя не разрушала миф о войне, но содержала немало правдивых материалов, верных оценок.. Её можно рассматривать как «наиболее серьезное описание войны, созданное до распада Советского Союза» (158).

В свое время наиболее сенсационной оказалась книга Александра Некрича «1941. 22 июня». Она была небольшой по объему (172 страницы), научно-популярной, но в ней приводилось много документов. В более резких тонах, чем кто-либо  до него, Некрич описывал последствия репрессий против командования Красной армии, стратегические, тактические, технические недостатки её подготовки, ошибочную оценку Сталиным международного положения к началу 1941 г., игнорирование им сообщений из-за границы и данных собственной разведки о готовящемся нападении. Всё это, по словам Некрича, определило поражения Красной армии в начале войны. Книга возникла как отклик на доклад Хрущева о культе Сталина на ХХ съезде партии (159).

Отставка Хрущева, приход к власти Брежнева покончили с подобными тенденциями. Уже в 65 г. Политбюро ЦК КПСС принимает решение о необходимости создания нового 12-томного труда по истории второй мировой войны, выходившего с 73 по 82 гг. Он стал символом многословной, пустопорожней красочности работ по военной истории периода Брежнева. В нем, других трудах, мемуарах ставилась задача поддержать официальный миф, остановить опасную «дегероизацию» войны, подтвердить преимущества социализма, показать Сталина великим вождем, сведя на нет его ошибки и преступления. Террор Сталина превращался в «необоснованные обвинения», военные поражения во «временные неудачи» и т.п.

В 65 г., в связи с двадцатилетием окончания Отечественной войны проводится ряд мероприятий по оживлению несколько померкнувшего мифа. Пышные юбилейные празднования, затмевающие иногда Октябрьские. Военные парады. 9 мая объявляется выходным днем. Постоянной становится формула «священная война». Вновь приобретали звучание стихи В.Лебедева-Кумача (музыка А.Александрова) «Вставай, страна огромная», тоже превратившиеся в символ (161). Ритуальные памятники. Культ героев войны. Фильмы о войне. Описания войны как самой славной, лучшей фазы советской истории. Подобная мифологизация и героизация войны отвечала восприятию её большей частью советского общества. Она имела объединяющую силу, была характерна и для лучших представителей советской интеллигенции, для народа. В то же время она служила интересам властей:
613 «официальные памятные мероприятия вполне смогли оказывать охватывавшее несколько поколений социально интегрирующее воздействие<…> позволило сделать приятие политической системы переживаемым и зримым для множества людей» (163
-64).



В шестидесятые годы, годы подъема общественного движения, ведутся оживленные исторические дискуссии по пересмотру оценок ряда важнейших событий: Октябрьской революции, коллективизации, исторической методологии и пр. Но пересмотр мифа о войне, военной истории в официальной её трактовке властями ни в коем случае не предусматривался. В период с 1968 по 1974 критические исследования о войне были прекращены, группы по изучений её расформированы, на некоторых лиц наложены взыскания. В 1966 развернулась дискуссия вокруг книги Некрича, за ней последовали репрессии против него, вынудившие автора в 1976 г. эмигрировать. Эти репрессии стали прелюдией победы сталинистов над сторонниками Хрущева, ознаменовали начало конца едва начатого процесса переосмысления прошлого (159
-61)



 И всё же постепенно миф о войне размывался. Он не исчез, но был во многом подорван. Этому способствовали ряд опубликованных документов: публикация беседы Константина Симонова с маршалом Г.К. Жуковым (87 г.), биография Сталина Д.Волкогонова (89 г.), мемуары Жукова «Воспоминания и размышления» без цензурной правки (90 г.). Становятся доступными для историков материалы репрессий против командования Красной армии (87 г.), осуждений военнопленных как предателей, а отступления как преступления (конец 87 – сентябрь 88 года). Постепенно рассекречены сведения о жертвах террора против активистов Коминтерна (88 г.), об армии Власова (лето 89 г.), убийствах польских офицеров под Катынью (осень 87 – апрель 90 года), о цене победы (87-90 годы), о германо – советских протоколах пакта о ненападении (87 – октябрь 92 года) и многое, многое другое (164). Сюда же относятся правдивые фильмы Ю.Карры «Завтра была война», Э. Климова «Иди и смотри», рассказывающие о военных событиях. Их посмотрели десятки миллионов зрителей. Сыграли свою роль и материалы общества ''Мемориал'', основанного в 88 г. Но со стороны властей, официальных научно-исторических инстанций «подобных импульсов не исходило» (163). И до настоящего времени большинство российского населения, подвергающее сомнению почти всё, делает исключение для войны, «народа-победителя», «как и прежде, рассматривает победу над фашизмом как самое значительное историческое событие ХХ века» (165
).
 
  

С конца 80-х до настоящего времени власти не предпринимали особых усилий, чтобы пересмотреть миф о войне. Более того, они делают всё возможное, чтобы миф сохранить, оживить.

 

       Однако выходит ряд книг, помогающих русским читателям узнать о войне правду. Прежде всего следует назвать Виктора Суворова, его книгу «Ледокол» (не самую значимую, но первую по времени выхода). На нее набросились официальные историки, обругали ее, назвали ее  «бредом больного воображения». Для критики Суворова имелись основания. Реальность в ней перемешана с фантазией. Доводы автора далеко не всегда убедительны. Книга явно ориентирована на сенсацию. Но все же Суворов поставил вопрос о коренном пересмотре официального мифа про вторую мировую войну. В этом его заслуга и в значительной степени причина многочисленных нападок на него. Потом появляются многие другие книги, разрушающие миф, целиком или частично посвященные
    
614 вопросу о второй мировой войне, об участии в ней Советского Союза: Александр Яковлев «Сумерки», Марк Солонин «22 июня…»,  Аким Арутюнов «Досье без ретуши. Ленин…», Владимир Бешанов «Танковый погром 1941 года»,  «Ленинградская блокада», «Кадры решают всё…», «Год 1942 — „учебный“» И другие (см. список литературы). Несколько особняком стоит книга Михаила Мельтюхова «Упущенный шанс Сталина». По моему мнению, общая концепция её не выходит за рамки официальности, но большое количество приводимых в ней фактов делает её весьма ценной. Подобные книги продолжают выходить и сейчас, но книг, пропагандирующих официальную версию издается несравненно больше.

 

Итак, одним из самых лживых мифов, созданным при помощи средств массовой информации, входящим в общий миф о жизни в Советском Союзе, является миф о Великой Отечественной войне. Когда она началась? Странный вопрос. Каждый советский человек, не задумываясь, ответил бы: 22 июня 1941 г., с момента вероломного нападения на нас гитлеровской Германии. Ведь даже в песне поется:

Двадцать второго июня,
Ровно в четыре часа
Киев бомбили, нам объявили,
Что началася война.

А окончилась 9 мая 1945 г. Это верно. Согласно советскому мифу. А у других народов (США, Японии, Франции, Англии…) называются другие сроки второй мировой войны. У каждой страны свой срок. США ее начали позднее, пoсле нападения Японии на Пирл Харбор. В это же время вступила в войну Япония. До сих пор идут споры, когда началась война для Прибалтики когда она закончилась). 22 июня 1941 г. — значительная веха в истории Второй Мировой войны.Вообще же она началось значительно ранее. Мы не будем касаться наиболее ранних событий, ведущих к ней. Иначе пришлись бы начинать с окончания первой. Но и датой 22 июня 1941 г. нельзя ограничиться. Во всяком случае, думается, не менее значимой вехой оказывается 23 августа 1939 г., когда министры иностранных дел СССР и Германии, Молотов и Риббентроп, подписали в Москве пакт о ненападении. Этот пакт был подготовлен заранее. Советская сторона, ведя переговоры с Англией и Францией, вступила в секретные контакты с Германией. Задолго до этого, ориентируясь на тезис о победе революции во всем мире, советские руководители готовились к победоносной войне.При этом они явно переоценивали свои силы, недооценивая противника. На одном из совещаний в конце 38 г. нарком обороны Ворошилов утверждал, что Польшу, Румынию, «всякие Прибалтики» даже в расчет принимать не стоит: их мы «при всех обстоятельствах сотрем в порошок» (бурные аплодисменты) -Сол6. В конце 30-x гг. становилось все яснее, что война преближается, неизбежная и скорая. Вопрос был лишь в том, с кем воевать. Годилось разное. 24 февраля 39 г. в газете «Известия» появилась статья, явно ориентированная на агрессивную, наступательную войну: «Защищая свою Родину и уничтожая неприятельские войска на той территории, окуда они пришли, Красная Армия помогает порабощенным классам свергнуть власть буржуазии, освободиться от капиталистического рабства. Такая война вдвойне и втройне справедлива». Вскоре, на первомайском параде Ворошилов заявил: «Советский народ не только умеет, но и любит воевать» (Сол). Но с кем? В отчетном докладе на ХУШ съезде партии Сталин
615 назвал три агрессивных (Германия, Италия, Япония) и три неагрессивных (Англия, Франция, США) государства. Вроде бы собирались воевать с агрессивными. Но вскоре всё переменилось. Как бы подведением итогов таких изменений является выступление Молотова перед депутатами Верховного Совета 31 декабря 39 г.: «За последние несколько месяцев такие понятия, как „агрессия“, „агрессор“, получили новое конкретное содержание, приобрели новый смысл… Теперь, если говорить о великих державах Европы, Германия находится в положении государства, стремящегося к скорейшему окончанию войны и к миру, а Англия и Франция стоят за продолжение войны и против заключения мира» (Сол6). Так просто превратили фашистскую Германию в миротворца, а ее противников — в агрессоров. Подобный поворот на сто восемдесят градусов произойдет и позднее, когда Германия нападет на Советский Союз. Пока же Сталин и Гитлер в принципе договорились по всем вопросам политического и территориального характера. Советский Союз свернул переговоры с Англией и Францией и быстро переметнулся на сторону гитлеровцев.. 19 августа в 10 часов вечера Сталин срочно созвал закрытое заседание Политбюро ЦК ВКП ) и выступил там с речью (см Арут277-79; Дорошенко… Не миф: речь Сталина 19 августа 1939 г.// Правда Суворова 2 и др.). В ней говорилось о выгодности для СССР пакта с Германей, о том, что Германия «предоставляет нам полную свободу действий в Прибалтийских странах и не возражает по поводу возвращения Бессарабии в состав СССР. Она готова уступить нам в качестве зоны влияния Румынию, Болгарию и Венгрию. Остается открытым вопрос, связанный с Югославией…» (278). Сталин отлично понимал, что он толкает Германию на начало войны, на то, чтобы Германия напала на Польшу, а Англия и Франция вступили тоже в войну. Он не отрицал, что СССР будет воевать, но надо добиться, чтобы это было сделано на выгодных условиях. Не миролюбие определяло действия Сталина, а расчёт на то, что Советский Союз извлечет выгоды из большой войны, что он в ней заинтересован: «Опыт двадцати последних лет показывает, что в мирное время невозможно иметь в Европе коммунистическое движение, сильное до такой степени, чтобы большевистская партия смогла бы захватить власть. Диктатура этой партии становится возможной только в результате большой войны» (278). В итоге такой войны подразумеваются варианты советизации Германии и Франции, перспективы мировой революции: «У нас будет широкое поле деятельности для развития мировой революции» (279). Речь шла и о том, что Советский Союз заинтересован в войне Германии с Англией и Францией, в том, чтобы эта война длилась как можно дольше: «Для реализации этих планов необходимо, чтобы война продлилась как можно дольше…» (279). И итог: в интересах СССР, чтобы «война разразилась между Рейхом и капиталистическим англо-французским блоком. Нужно сделать всё, чтобы эта война длилась как можно дольше в целях изнурения двух сторон» (279); «Мы сделаем свой выбор, и он ясен. Мы должны принять немецкое предложение и вежливо отослать обратно англо-французскую миссию» (278). Сталин выражает уверенность, что при любом варианте войны на СССР не нападут, «по крайней мере в течение десяти лет» (279
).



Цитируемая речь вождя ни в коем случае не миротворца, а агрессора, разжигающего войну, и не для защиты своего государства, а для завоевания Европы, мирового господства. На первых порах Сталин собирается делить добычу с фашистской Германией, готов стать ее союзником, но на дальнейшее не отвергает всяких других вариантов.

616 Сведения о заседании Политбюро просочились каким-то образом в Европу. Французское агентство «Гавас» сделало о них 27 ноября 1939 г. заявление, опубликовав его в газете «Фигаро», довольно подробно излагая содержание речи Сталина (286-88). Таким образом она стала известна главам правительств не только Европы, но и всех стран мира. Наверняка узнал о ней и Гитлер. 

Обеспокоенный Кремль решил реагировать на сообщение «Гавас». 30 ноября 1939 г. в газете «Правда» появилась публикация «О лживом сообщении агентства Гавас». В публикации извещалось, что редактор «Правды» обратился к Сталину с вопросами по поводу сообщения. Сталин прислал следующий ответ: «Это сообщение агентства Гавас, как и многие другие его сообщения, представляют вранье. Но как бы не врали господа из агентства Гавас, они не могут отрицать того, что: а) не Германия напала на Францию и Англию, а Франция и Англия напали на Германию, взяв на себя ответственность за нынешнюю войну; б) после открытия военных действий Германия обратилась к Франции и Англии с мирными предложениями, а Советский Союз открыто поддержал мирные предложения Германии, ибо он считал и продолжает считать, что скорейшее окончание войны коренным образом обеспечило бы положение всех стран и народов; в) правящие круги Англии и Франции грубо отклонили как мирные положения Германии, так и попытки Советского Союза добиться скорейшего окончания войны. Таковы факты. Что могут противопоставить этим фактам кафе-шантажные политики из агентства Гавас?» (283-84). Всё заявление Сталина – наглое вранье. Вопрос о присоединении к СССР чужих территорий здесь вообще обходится. Говорится о заинтересованности СССР в скорейшем окончании войны, что было диаметрально противоположно сказанному на заседании Политбюро. Подчеркиваются мирные инициативы Германии и то, что она, вместе с СССР, жаждет мира. Последнее должно было как-то  успокоить Гитлера по поводу советской угрозы Германии, но он вряд ли поверил опровержению «Правды». Естественно, что позднее, готовя нападение на СССР, он помнил о сообщении «Гавас». Таким образом, некоторые основание оправдывать свое будущее нападение на СССР он уже в это время имел (см. 361).

Пока же правительства Германии и Советского Союза готовятся оформить свое соглашение. Гитлеру посылается советский проект пакта о ненападении, датированный 20 августа 1939 г. Согласно ему, пакт заключается на 5 лет, а затем автоматически продлевается еще на 5 лет, если ни одна их сторон не выразит желания его расторгнуть. В конце проекта стоит Постскриптум: «Настоящий договор может иметь силу лишь после одновременного подписания особого протокола о пунктах, касающихся внешней политики, в которых заинтересованы обе стороны. Этот протокол составит важную составную часть этого пакта» (281). По сути этот постскриптум определил секретное приложение к пакту Молотова-Риббентропа, о котором до сих пор ведутся споры. Он благословил Гитлера на начало войны, в то же время оправдывая экспансию Советского Союза. В тот же день, 20 августа, Гитлер ответил Сталину, приветствуя заключение пакта «как основание долгосрочной немецкой политики». Он просит принять в Москве Риббентропа 22 августа (не позднее 23-го) (282). 21 августа Сталин телеграммой сообщает Гитлеру о своем согласии (283). Риббентроп прибывает в Москву и 23 августа 1939 г. он и Молотов подписывают военно-политический пакт, являющийся по сути директивой для начала Второй мировой войны (294). В книге А.Арутюнова «Досье без ретуши. Ленин…» (том П) приводится текст самого пакта (он заключен на 10, а не на 5 лет,
617 как предлагалось в советском проекте), (295-96) и «Секретного дополнительного протокола» к нему (298-99,452). В секретном протоколе говорится о том, что стороны «обсудили в строго конфиденциальном порядке вопросы о разграничении сфер обоюдных интересов в Восточной Европе» и пришли к следующему результату: «1. В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Прибалтийских государств (Финляндия, Эстония, Латвия, Литва), северная граница Литвы одновременно является границей сфер интересов Германии и СССР. При этом интересы Литвы к Виленской области признаются обеими сторонами. 2. В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Польского Государства, граница сфер интересов Германии и СССР будет приблизительно проходить по линии рек Нарева, Висла и Сана. Вопрос, является ли в обоюдных интересах желательным сохранение независимого Польского Государства и каковы будут границы этого государства, может быть окончательно выяснен только в течение дальнейшего политического развития. Во всяком случае, оба Правительства будут решать этот вопрос в порядке дружественного обоюдного согласия. 3. Касательно юго-востока Европы с советской стороны подчеркивается интерес СССР к Бессарабии. С Германской стороны заявляется о ее полной политической незаинтересованности в этих областях. 4. Этот протокол будет сохраняться обеими сторонами в строгом секрете». Речь в нем по сути идет о разделе Европы. О Западной Европе здесь не говорится. Ее судьба ясна сама собой. В протоколе фиксируется то, какую часть добычи получает Советский Союз, границы интересов его и Германии. Добыча весьма значительная. От Балтийского до Черного моря. Следует особо упомянуть о Польше, у которой был подписан с СССР в 1932 г. договор о ненападении. В секретном проложении к пакту с Германией Советскому Союзу отходила примерно половина её территории (немного меньше).

 



Вопрос об этом приложении всплыл в начале 1946 г., во время Нюренбергского процесса. Адвокаты подсудимых представили его как свидетельство того, что и СССР был агрессором. Советская сторона решительно заявила, что протокол – фальшивка. Она настаивала на этом в течение многих десятилетий. Да и в настоящее время власти не любят упоминать о нем. Как и о сообщении французского агентства «Гавас» о секретном заседании Политбюро 19 августа (284-95).

После подписания пакта, во время беседы с Риббентропом, Сталин предложил тост за Гитлера: «Я знаю, как сильно германская нация любит своего Вождя, и поэтому мне хочется выпить за его здоровье» (300). В воспоминаниях Хрущева рассказывается о том, что вечером 23 августа, в день подписания пакта с Германией, Сталин собрал своих сподвижников и говорил о приобретениях, которые получит СССР: «согласно договору к нам практически отходят Эстония, Латвия, Литва, Бессарабия и Финляндия <…> Восточная часть Польши, населенная белорусами и украинцами, отойдет к Советскому Союзу». Все присутствующие «одобрили этот план» (300).

А 1-го сентября Германия напала на Польшу. Англия и Франция объявили войну Германии. Началась Вторая Мировая война, в которой Советский Союз выступил союзником Германии, а не просто соблюдал нейтралитет. В ночь на 9 сентября, узнав о падении Варшавы (сообщение было преждевременным), Молотов отправил Риббентропу телеграмму: «Я получил вашу информацию о вступлении немецких войск в Варшаву. Я прошу вас передать Правительству Третьего Рейха мои поздравления и приветствия. Молотов». В тот же день германский посол в СССР,
618 после встречи с Молотовым, послал в Берлин совершенно секретную телеграмму: «Молотов заявил мне сегодня в 15.00, что советские военные действия начнутся в ближайшие дни. Вызов военного атташе в Москву действительно с этим связан. Также сказал, что призваны многочисленные резервисты».

Сближение продолжалось. 27 сентября 1939 г. в Москву приехал Риббентроп. 28 сентября был подписан германо-советский договор о дружбе и границе между Германией и СССР. В нем говорилось о распаде польского государства, о том, что обе страны «рассматривают исключительно как свою задачу восстановить мир и порядок на этой территории и обеспечить народам, живущим там, мирное существование, соответствующее их национальным особенностям». Статья 1-я договора устанавливала линию границы между Германией и СССР, проходящую на территории бывшей Польши и отмеченную на прилагаемой карте. В статье 2 говорилось, что эта граница окончательная и стороны «устранят всякое вмешательство третьих держав в это решение». Статья 3-я сообщала, что необходимое государственное переустройство на запад от этой линии производит Германия, а на восток – Советский Союз. Это переустройство, согласно статьи 4-й, рассматривается как «надежный фундамент для дальнейшего развития дружеских отношений между своими народами». Последняя статья, 5-я, говорила о ратификации договора, которая должна произойти как можно скорее. Договор вступал в силу с момента его подписания, т.е. с 28 сентября (313-14).

Кроме договора в тот же день подписаны три секретных протокола. В первом речь шла о Литве, о Люблинском и Варшавсом воеводствах (что-то  отходило СССР, что-то  Германии). Во втором – о том, что обе стороны не допустят никакой польской агитации, ликвидируют на своих территориях даже ее зародыши и будут информировать друг друга о целесообразных для этого мероприятиях. В третьем – «Заявление Советского и Германского правительства от 28 сентября 1939 г.», выражалось мнение обеих сторон, что «ликвидация настоящей войны между Германией с одной стороны и Англией и Францией с другой стороны отвечала бы интересам всех народов. Поэтому оба Правительства направят свои общие усилия <…> чтобы возможно скорее достигнуть этой цели. Если, однако, эти усилия обоих Правительств останутся безуспешными, то таким образом будет установлен факт, что Англия и Франция несут ответственность за продолжение войны, причем в случае продолжения войны Правительства Германии и СССР будут консультироваться друг с другом о необходимых мерах» (316). Агрессоры делят добычу, при этом, под видом миролюбцев, сваливают вину на Англию и Францию и выражают готовность выступить против названных стран единым фронтом. Покидая Москву 29 сентября Риббентроп сделал заявление на ту же тему: германо-советская дружба отныне установлена окончательно; обе страны никогда не допустят вмешательства третьих держав в восточно-европейские вопросы; оба государства желают, чтобы мир был восстановлен и Англия и Франция «прекратили абсолютно бессмысленную и бесперспективную борьбу против Германии»; «Если, однако. в этих странах возьмут верх поджигатели войны, то Германия и СССР будут знать, как ответить на это» (317). Почти что заявление о совместных военных действиях против «поджигателей». Конечно, ни о каких реальных действиях, направленных на прекращение войны, речь здесь не шла.

Советские средства массовой информации подчеркивали успехи германской армии, явно сочувствовали ей, даже восхищались (германская армия, как нож сквозь
619 масло, проходит сквозь оборону противника), но создавали видимость, будто СССР соблюдает нейтралитет. На самом же деле было совсем не так. Для координации своих действий против Польши германские и советские военные ведомства стали обмениваться советниками и офицерами. В тесный контакт вступили работники НКВД и гестапо. Для наведения немецких самолетов на военно-промышленные объекты Польши использовались радиостанции Минска. На территорию Польши забрасывались разведывательные и диверсионные группы. Имели место случаи, когда советские бомбардировщики ночью, заходя с Запада, наносили бомбовые удары по аэродромам, военно-стратегическим объектам. Арутюнов ссылается на слова «хорошо осведомленного человека», утверждавшего, что в военных действиях против Польши «участвовали смешанные воинские формирования германских и советских войск» (305). В последнее трудно поверить, но ведь и во многое другое поверить трудно. Закупленные в Англии, США, в других странах стратегические материалы, каучук, цинк, хлопок частично передавались Германии.

17 сентября в 3 часа ночи заместитель наркома иностранных дел СССР зачитал польскому послу в Москве ноту, в которой говорилось: поскольку польское государство развалилось, договор между СССР и Польшей прекратил свое действие; в этих условиях советское правительство дало распоряжение командованию Красной Армии дать приказ перейти государственную границу и взять под защиту жизнь и имущество населения Западной Белоруссии и Западной Украины. В тот же день по радио выступил Молотов. Он повторил основные положения ноты и сказал, что советское правительство «намерено принять все меры, чтобы вызволить польский народ из злополучной войны, куда он был ввергнут его неразумными руководителями». При этом советская пресса твердила, как не раз в подобных случаях, что Красная Армия выполняет желания народа, освобождает своих братьев от гнета польских панов, а население Западной Белоруссии и Западной Украины восторженно приветствует своих освободителей.

На Польшу брошено 54 стрелковых и 13 кавалерийских дивизий, 18 танковых бригад, 11 артиллерийских полков. Войска Белорусского и Украинского фронтов насчитывали более 600 тыс. человек. В них имелось около 4 тыс. танков, более 5 с половиной тыс. орудий, более 2 тыс. самолетов и другой военной техники (309). Одним словом, полномасштабное военное вторжение. 20 сентября в Брест-Литовске прошла «в дружеской обстановке» встреча командующего Х1Х армейским корпусом генерала Гудериана и представителей советского командования для обсуждения демаркационных линий. 21 сентября советские представители присутствовали на дружеском обеде у Гудериана, где тот и один из советских представителей «обменялись тостами за русскую и немецкую армию» (311). А 22 сентября состоялся совместный парад германских и советских частей, который принимали Гудериан и командир советской бригады С.М.Кривошеин (другие источники указывают и будущего маршала Советского Союза В. И.Чуйкова) (313)
 


История с Польшей всплывала несколько раз и позднее. В результате вступления в нее советских войск, на контролируемой ими территории, оказалось около четверти миллиона польских военнослужащих, офицеров, чиновников, гражданских лиц. Решением советского военного командования от 20 сентября 1939 г. все они объявлены лицами, задержанными «в ходе военных действий», по сути дела военнопленными. Более половины из них оказались в различных лагерях. В том 
620 числе большое количество офицеров запаса (врачи, инженеры, педагоги, всякого рода иная интеллигенция, т.е. умственная элита страны). Из 13 захваченных генералов и адмиралов более половины находилось в отставке. Т.е. речь шла не о кадровых военных, захваченных на поле боя, в ходе военных действий. Советский Союз официально подписал только один из двух пунктов Женевской конвенции от 27 июля 1929 г., тот, где шла речь о больных и раненных на поле боя. Второй пункт, о военнопленных, не был подписан до лета 1941 г., но более или менее соблюдался. Польские офицеры, оказавшиеся в лагерях, недовольные своим положением, протестовали, устраивали митинги. 11 ноября они шумно отмечали День независимости Польши. Не ясно, задумана ли заранее советскими властями массовая ликвидация их. Ведутся разговоры: о перемещении части поляков в разные тюрьмы, об освобождении другой части. Постановление Совнаркома о переселении 22 тыс. семей из Западной Украины и Бессарабии. В связи с планируемыми будущими военными операциями Сталин ждал потока пленных. Надо было готовить для них место. Сталин не любил поляков, не мог им простить польско-советской войны 1920 г., в которой Польша отстояла свою независимость. А тут еще польское правительство в изгнании собралось направить воинскую часть (бригаду) на помощь финнам, воюющим с СССР. Еще 7 сентября 1939 г., до выступления Советского Союза против Польши, в беседе с Генеральным секретарем Коминтерна Г.Димитровым, Сталин говорил об уничтожении польского государства, как о деле решенном: «уничтожение этого государства в нынешних условиях означало бы одним буржуазным фашистским государством меньше! Что плохого было бы, если в результате разгрома Польши мы распространим социалистическую систему на новые территории и население?»

В результате всего этого произошли события, именуемые Катынской трагедией. Остановлюсь на них подробнее, так как они являются ярким примером не только зверств советских властей по отношению к военнопленным, но и той беспардонной лжи, которая должна была скрыть эти зверства от мирового общественного мнения, переадресовать их германскому командованию.

5 марта 1940 г. Народный Комиссар Внутренних Дел Берия сообщил Сталину, что советскими войсками захвачено большое количество бывших польских офицеров, работников полиции, разведывательных органов, шпионов и т.п.; «Все они являются заклятыми врагами советской власти»; «Исходя из того, что все они являются закоренелыми, неисправимыми врагами советской власти», НКВД считает необходимым дела военнопленных (14700) и членов различных шпионских и диверсионных групп (11000) «рассмотреть в особом порядке, с применением к ним высшей меры наказания – расстрела». Предусматривалось, что рассмотрение дел будет происходить без вызова обвиняемых и предъявления им обвинений. На основании информации Берия Политбюро ЦК ВКП ) единогласно приняло решение о расстреле всех польских офицеров. На первом листе доклада Берия стоят подписи всех членов Политбюро, Сталина, Ворошилова, Молотова, Микояна, Калинина, Кагановича. Двух последних мелким шрифтом, остальных – крупным, размашисто. Все «за». Для рассмотрения дел (какое уж тут рассмотрение?!) создана тройка: заместители Берия Меркулов, Кобулов, Баштаков. Обреченных свозили в Катынь, местечко в 18 км. от Смоленска, и там расстреливали Катынском лесу и ранее расстреливали, в 20 – 30 гг.). «Тройка» в день подписывала 1100 — 1300 приговоров (одна минута на человека). Постановления о расстреле были
621 заранее подготовлены. В лагере находилось около 15 тыс. человек. Осталось в живых по разным причинам около 400. Стреляли в голову, но не в затылок (советские власти во время Нюренбергского процесса приводили это как доказательство, что убивали эсэсовцы, а не сотрудники НКВД: хорошо различие!). Трупы укладывали штабелями в 10-15 слоев. Двадцать из выживших написали потом воспоминания о расстреле. Расстреливали не только в Катыне, но и в других лагерях. Сколько погибло людей точно неизвестно. Сперва говорили о 10-12 тыс. Потом оказалось значительно больше.

13 апреля 1943 г. немцы обнаружили захоронение и заявили об этом всему миру, как о страшном злодеянии советских властей. Но советское правительство свалило расстрел на эсэсовцев, которые якобы расстреляли поляков летом 1941 г. В обстановке войны с фашистскими захватчиками специальная комиссия, в которую входили и иностранные наблюдатели, расследующая события в Катыне, утвердила советскую версию. Не опровергли ее и во время Нюренбергского процесса, хотя адвокаты обвиняемых выдвигали события в Катыне как доказательство советских зверств. Доводы адвокатов судом не приняты. Вспоминать о Катыне не любили. Уже после окончания войны, 21 августа 45 г. Главлит приказал изъять из книготорговой сети и библиотек «Сообщение специальной комиссии по установлению и расследованию обстоятельств расстрела немецко-фашистскими захватчиками в Катынском лесу военнопленных польских офицеров» (на русском и польском языке). Той самой комиссии, которая подтверждала советскую версию (Бох506).

Но и это не завершило Катынскую историю. 3 марта 59 г. Председатель Комитета государственной Безопасности А. Шелепин ( «железный Шурик») сообщал Хрущеву, что в Комитете…хранятся материалы о расстреле в 40-м году 21857 поляков, из них в Катыне 4421, в Старобельском лагере (близь Харькова) 3820, в Осташковском лагере (Калининская обл.) 6311, в других лагерях и тюрьмах 7305. Эти материалы, по словам Шелепина, «не представляют ни оперативного интереса, ни исторической ценности»; вряд ли они интересны и «для наших польских друзей». Шелепин предлагает эти материалы уничтожить, так как они случайно могут стать известными, что приведет к нежелательным для СССР последствиям, «Тем более, что в отношении расстрелянных в Катынском лесу существует официальная версия <…> все ликвидированные там поляки считаются уничтоженными немецкими оккупантами». Только 13 апреля 1990 г. советское правительство признало ответственность НКВД за события в Катыне, а 14 октября 1992 г. сообщила о решении Политбюро от 5 марта 1940 г. расстреле польских офицеров). Прокуратура ведет расследование, весной 91 г. докладывает о нем Горбачеву. Польша настаивает на эксгумации трупов, на приглашении польских экспертов, представителей общественности. Прокуратура явно занижает количество убитых (14542). В 2005 г., в 65-летие Катыни, главный военный прокурор, назвав эту «невероятную цифру», заявил: «Нет и не было геноцида польского народа в тех действиях». После 14 лет расследования российские власти «окончательно перешли в режим саботажа». Даже профессиональные историки «все более держат нос по ветру, дующему из Кремля» (см. статьи А.Меленберга и В. Калашникова, посвященные 65-лети Катыни: «Новая газета», 21.03. 2005 г. и «Грани». 09.03.2005).

Чтобы завершить «польскую тему» надо напомнить, что в конце войны (лето-осень 1944 г.) советские войска на Варшавском направлении сознательно
622 приостановили наступление (до 14 января 1945 г.), чтобы дать возможность германскому командованию подавить восстание в Варшаве (это считалось нужным, чтобы обеспечить установление просоветского режима в послевоенной Польше). В результате погибло 17 тыс. участников восстания и около 180 тыс. мирного населения (см. фильм А.Вайды «Канал»). Через много лет Вайда сделал фильм «Катынь». Весной 2008 г. он приезжал в Россию, давал интервью на радио «Эхо Москвы», говорил, что его фильм не антирусский, а антифашистский и антисталинский. Вайда рассказывал о своем отце, арестованном и, видимо, погибшем в плену в России. Он считался «пропавшим без вести». Мать долго не теряла надежды на его возвращение, что было особенно мучительно. В России фильм «Катынь» так и не вышел на широкий экран.

После раздела Польши начались военные действия в Финляндии.Когда Сталин в своем докладе называл агрессивние и неагрессивные государства Финляндия ни в том, ни в другом списке не числилась. Советская печать ей особого внимания не уделяла. Правительство еще со средины 30-х гг. хотело присоединить часть финской территории (на Карельском перешейке, полуострове Ханко в Финском заливе). В течение 1939 г., по инициативе СССР, прошло три тура безрезультатных финско-советских переговоров. Советская сторона «нажимала», прибегала к шантажу, оказывала давление, но не очень активно. До тех пор, пока, согласно секретному приложению к пакту Молотова-Риббентропа, Финляндия, как и другие государства Прибалтики, не была отнесена к сфере интересов СССР. Разделавшись с Польшей, Советский Союз принялся за Финляндию. 3 ноября 1939 г. в «Правде» напечатана неожиданная статья, с резкими выпадами в адрес Финляндии: она-де не желает укреплять дружбу со своим великим соседом, упрямо отвергает миролюбивые предложения, идет на поводу всем известных «поджигателей войны». Оканчивалась статья словами совсен не дипломатического лексикона: «Мы отбросим к чорту всякую игру политических картежников и пойдем своей дорогой несмотря ни на что, ломая все и всяческие препятствия на пути к цели» (Сол8). В тот же день заявление Молотова делегации Финляндии: «Мы, гражданские лица, не достигли никакого прогресса. Сегодня получают слово солдаты» (325). Прямая угроза военного вмешательства. Не менее цинично и заявление Сталина Ю. К.Паасикиви (главе финской делегации) и Таннеру в конце переговоров. Сказав, что желание советской стороны заключается в том, «чтобы расстояние от Ленинграда до границы было 70 километров», Сталин добавил: «Ленинград мы отодвинуть не можем, а поэтому должна отодвинуться граница» (325). Затем начались военные действия. По советской версии дело обстояло так: 26 ноября 1939 г. финская артиллерия обстреляла советские войска в районе Ленинграда. Были убитые и раненые. Вечером в тот же день Финляндии вручена советская нота об обстреле (7 выстрелов, трое убитых, 7 раненых, в районе сeла Майнила). В ноте выражался решительный протест и говорилось о том, что «сосредоточение финляндских войск под Ленинградом не только создает угрозу Ленинграду, но и представляет на деле враждебный акт против СССР, уже приведший к нападению на советские войска и к жертвам». Советское правительство требовало от финского «незамедлительно отвести свои войска подальше от границы на Карельском перешейке на 20-25 километров, и тем предотвратить возможность повторных провокаций» (327). В ответной ноте 27 ноября финское правительство сообщало, что в срочном порядке провело расследование, которое установило, что выстрелы были произведены с советской
623 стороны. Подробно проанализировав факты, правительство Финляндии отклонило ноту. Непонятно, кто врет. Но ряд соображений приводит к выводу, что не финны.

Прежде всего, они совершенно не заинтересованы в войне против Советского Союза. Оперативный план войны с Финляндией был обсужден в присутствии Сталина еще летом 1939 г., до случая с обстрелом. Несколько свидетельств бывших участников советско-финской войны, очевидцев обстрела, говорят о том, что стреляли не финны. По всей вероятности, была произведена такая же провокация, как та, что использовали немцы в качестве предлога нападения на Польшу (гестаповцы, переодетые в польскую военную форму, инсценировали нападение на немецкую радиостанцию в Грейвице). Всё было заранее подготовлено. Ленинградский военный округ пополнен войсками. К моменту начала военных действий он имел в своем составе около 500 тыс. человек, около 1600 орудий, свыше 1500 танков, 2500 боевых и военно-транспортных самолетов. Один из генералов, сообщивших эти сведения, утверждал, что «Мы превосходили противника: в людях 3.3 раза, в самолетах — 10 раз, в танках — 26 раз, орудиях — 4 раза» (326). В конце октября Военный Совет Ленинградского Военного округ направил Народному комиссару обороны Ворошилову «План операции по разгрому сухопутных и морских сил финской армии» (326).

28 ноября советское правительство заявило финскому, что денонсирует договор о ненападении (он был заключен осенью 1920 г., а в1934 г. продлен на 10 лет). На следующий день оно отозвало из Финляндии своих политических и хозяйственных представителей и отдало распоряжение «немедленно пресекать возможные новые вылазки со стороны финской военщины; ввиду того, что вылазки на советскую территорию не прекращались, у Советского правительства оставался один путь к достижению безопасности северо-западной границы – отдать приказ войскам Ленинградского военного округа дать решительный отпор агрессивной финской военщине. Приказ последовал 30 ноября» (326). Военные действия продолжались до 13 марта 40 г. Очевидно, что Сталин, согласно договоренности с Германией, собирался советизировать Финляндию и присоединить её к СССР. Формировалось марионеточное правительство, которое планировали создать для Финляндии. В журнале посетителей кремлевского кабинета Сталина отмечено, что О.В.Куусинен, секретарь Исполкома Коминтерна, которого должны были поставить во главе этого правительства, в сентябре-октябре1939 г. принимался Сталиным около 20 раз, иногда по два раза в день. Один из видных правительственных работников, Е.Синицын, позднее вспоминал: в специальном вагоне, прицепленном к поезду «Красная стрела», по дороге в Ленинград к нему подошел Куусинен и сказал: «Хочу представить вам министров правительства Финляндии, сформированного мною в Москве из числа финских граждан и финских эмигрантов, проживающих в Советском Союзе. На днях в Москве будет объявлено о признании моего правительства Советским Союзом и через 2-3 дня последует сообщение о подписании с правительством Демократической Республики Финляндии, т.е. с моим правительством, договора о сотрудничестве и взаимопомощи» (330). Назывались имена министров марионеточного правительства: Маури Розенберг (заместитель председателя и министр финансов), Ансель Анттила (обороны), Тууре Лехен (внутренних дел), Армас Эйкия (земледелия), Инкери Лехтинен (просвещения),
624 Пааво Прокконен (по делам Карелии). Пост министра иностранных дел по совместительству должен был занимать Куусинен.

С 11 ноября 39 г. (опять таки до «финского обстрела») началось формирование первого корпуса «Финской народной армии». Он комплектовался из финнов и карелов, служивших в войсках Ленинградского военного округа, носил национальную военную форму, но так и не принял участия в боевых действиях (такие корпуса готовили и для Прибалтики, в частности – для Эстонии).

Управление пропаганды и агитации подготовило проект инструкции «С чего начать политическую и организационную работу коммунистов (последнее слово зачеркнуто Ждановым) в районах, освобожденных от власти белых“ (Мельт.124). Словом, создан развернутый план советизации Финляндии.

Но события развивались не так, как планировалось в Кремле. Война с Финляндией оказалась не быстрой и триумфальной, а в высшей степени тяжелой и кровопролитной. Красная армия несла огромные потери, и при штурме линии Маннергейма, и на других участках фронта. Кукушки» — автоматчики расстреливали наступающие советские части. И всё же те медленно продвигались вперед. Они заняли город-крепость Выборг, овладели рядом островов в Финском заливе. Нависла угроза над Хельсинки. Но до победы было далеко. Советские части потеряли около 127 тыс. Финны – около 26.5. Раненных финнов оказалось около 40 тыс. (по советским данным враг потерял 85 тыс. убитыми и 250 тыс. раненными; сведения явно преувеличенные). Попало в плен около 1000 финнов. Потери финнов (убитыми и раненными) составили около 25% действующих войск. Потери советских войск – около 40%. Да и международный протест против действий СССР усиливался. 14 декабря 1939 г. Совет Лиги Наций принял резолюцию об исключении СССР из ее членов, осудив его как агрессора. В итоге советское правительство предложило Финляндии начать переговоры о мире. Они завершились 12 марта 1940 г. Все военные действия прекращались в полдень 13 марта. Советский Союз получил фактически весь Карельский перешеек с городом Выборг, всё Ладожское озеро и прилегающие к нему территории, ряд островов и полуостровов в Финском заливе. В аренду на 30 лет отдавался ему полуостров Ханко, где находилась военная база. В договоре шла речь о взаимном ненападении. Но главная цель Советского Союза достигнута всё же не была. Финляндия не потеряла своей самостоятельности, не стала советской. PS. Война с Финляндией продолжалась. В нынешнем году вышла книга исследователя М. Солонина «25 июня. Глупость или агрессия?», посвященная советско- финской войне — подробное исследование, с большим количеством фактов, документального материала, по моему мнению, весьма убедительное. Солонин преимущественно останавливается на втором этапе войны, лета 41 года 25 июня до конца октября), а затем, менее подробно, на третьем этапе, 44-го года 10 июня до средины августа, который, по мнению Солонина, еще ждет своего исследователя. Дата 25 июня, когда советская авиация нанесла массрованный удар по финским объектам вошла в название книги, сама же книга, помимо ясного представления о ходе советско-финской войне во всех ее деталях, является свидетельством того, что и огромное преимущество в ресурсах, в живой силе и технике, нанесение первым удара, выбор места и времени не спасли Советский Союз от поражений и масштабных потерь. Это во многом опровергает утверждения В. Суворова и Мельтюхова, что главной причиной первоначальных поражений является внезапность нападения Германии на СССР: «25 июня 1941 года Красная Армия
625 проверила „суворовскую“ теорию на практике! Что показала эта проверка? Что случилось бы, успей Сталин ударить по Германии первым?» Мысль, что ничего бы от этого коренным образом не изменилось, по-моему, очень верная мысль. Несмотря на огромное превосходсво в живой силе и технике, правителям Советского Союза не удалось осуществить свой план: присоединить Финляндию к СССР. Потери же составляли более 200 тыс. человек, по масштабу уровень большого сражения в Европы (войска союзников от высадки в Нормандии до выхода на Эльбу потеряли убитыми 156 тыс человек). К советским же потерям следует добавить почти миллион ленинградцев, погибших во время блокады. 
 


Летом 1940 г. дошла очередь до Прибалтики. Мы остановимся на событиях в Эстонии. В других странах Прибалтики происходило примерно то же самое. Воспользовавшись отдельными фактами (бегство 18 сентября интернированной польской подводной лодки), Советское правительство, возложив всю вину на Эстонию, потребовало (19 и 24 сентября) заключения военного союза или договора о взаимной помощи, с правом для СССР иметь военные базы для флота и авиации. Эстония по сути была блокирована. Ей предъявили ультиматум: «Если вы не пожелаете заключить с нами пакт о взаимопомощи, то нам придется искать для гарантирования своей безопасности другие пути, может быть, более крутые, может быть, более сложные». И далее: «Не принуждайте Советский Союз применять силу для того, чтобы достичь своих целей». Молотов посоветовал представителю Эстонии не надеяться ни на помощь Англии, ни на поддержку Германии. Действительно, Германия порекомендовала принять советские требования. После некоторого перерыва Эстонии был вручен заранее подготовленный текст проекта договора о взаимопомощи.

Между тем на границах Эстонии сосредотачивались советские войска. Перед ними поставлена задача: «нанести мощный и решительный удар по эстонским войскам». Разработан детальный план военной операции (Мель146-7). Эстонии пришлось подчиниться обстоятельствам. 28 сентября 39-го г. договор о взаимопомощи между Эстонией и СССР был подписан. Он входил в силу с 4 октября и предусматривал ввод 25- тысячного. контингента советских войск. Сталин благодушно поздравил эстонского представителя: «Могу Вам сказать. что правительство Эстонии действовало мудро и на пользу эстонскому народу, заключив соглашение с Советским Союзом. С Вами могло бы случиться как с Польшей» (Мель149).

 Дальше всё пошло как по маслу. С опорой на присутствие советских вооруженных сил, сотрудников разведки, отдельных просоветски настроенных слоев населения в Латвии, Литве и Эстонии произведен синхронно государственный переворот и установлен советский режим. Французский писатеь Жан Катала, бывший в то время в Эстонии, рассказывает об этом присоединении в мемуарах «Ни ружья, ни цветка» в разделе «О добровольном присоединении». Летом 1940 г. эстонское правительство Барбаруса-Вареса, как и главы латышского и литовского правительств, объявило выборы, участвовать в которых имели право все политические партии, в том числе коммунисты, запрет с деятельности которых был снят. В итоге как-то  оказалось, что за три недели из предвыборной кампании все партии как парламентского большинства, так и оппозиции были исключены из списков для голосования. Кроме одной, вновь образованной – «Союза трудового народа» Латвии это называлось «Блок», в Литве – «Демократический союз»). Никогда явка на выборы не была столь высокой. «Союз трудового народа» набрал 92.8% голосов избирателей Латвии -97%, в Литве — 99%). Избрали на безальтернативной основе тех, «кого нужно». Состоялись организованные демонстрации. Ораторы с трибун требовали присоединения к СССР. Причина этого, по мнению автора, «какой-то парализующий волю страх перед лицом хладнокровного монстра, подчинившего себе сознание и поведение людей». Результаты выборов показывали, «что сделал с душами людей всего один месяц оккупации, даже и не слишком жестокой, без налаженной пропагандистской машины: просто месяц присутствия, правда, ужасного, ибо это было присутствие  

 

 

626 Другого – так раньше называли дьявола» (137). Не исключена и фальсификация выборов. Во всяком случае волю народа они не отражали. Затем в столицах собрались новоизбранные парламенты, единодушно проголосовали за восстановление советской власти и приняли текст ходатайства к Верховному Совету СССР о вступлении в Советский Союз. Барбарус провозглашен президентом. 2-6 августа 1940 г. УП сессия Верховного Совета СССР приняла в состав СССР эти страны в качестве «равноправных союзных республик». Сами дескать захотели: присоединение совершенно добровольное. Далее Жан Катала рассказывает о становлении в Прибалтике советских порядков (раздел «Советизация»). Не могу останавливаться на этом подробно, но чтение весьма назидательное (См. журнал «Звезда», 2004, №  5). Вскоре начинаются и расправы. 14 июня 1941 г. в Эстонии происходит первая депортация. Арестовано и выслано более 10 тыс. человек. Национальная элита: ученые, врачи, государственные политики, офицеры. Подобные же депортации происходят в других странах Прибалтики. Я изложил взгляд современника. Думаю, он в основном отражает действительность. Хотя некоторые утверждают, что во времена давнего прошлого взгляды Катала были гораздо более просоветскими. 

Затем настала очередь Бессарабии и Северной Буковины. 28 июня 1940 г. советские войска под командованием Жукова перешли Днестр и вступили на их территорию. 2 августа, на основании закона, принятого сессией Верховного Совета СССР, образована Молдавская ССР. Территория Северной Буковины, а также ряд уездов Бессарабии вошли в состав Украинской СССР. Таким образом к концу лета 1940 г. «дружественные страны», СССР и Германия, с лихвой выполнили секретный дополнительный протокол к договору от 23 августа 1939 г. «С лихвой» оттого, что Северная Буковина в нем не значилась. Присоединение ее могло обеспокоить Гитлера, так как оно позволяло контролировать поток нефти из Плоешти. Кроме того, события финской войны, впечатление Гудериана о встрече с советскими войсками в Брест-Литовске (очень незавидное) могли создавать впечатление о слабости Красной армии. Это впечатление имело веские основания, но в целом не вполне соответствовало действительности (331).

Все эти события в средствах массовой информации СССР были покрыты густой пеленой лжи, так что у советских людей, даже не официально мыслящих, да и не только у советских, на многие десятилетия сложились совершенно превратные понятия о происходившем. На самом деле Гитлер и Сталин 23 августа 39 г. приняли решение начать вторую мировую войну: Гитлер на Западе, Сталин на Востоке Европы. Конечно, этому решению предшествовало многое другое. Можно говорить о примирительном отношении европейских держав к агрессии гитлеровской Германии, о Чехословакии, Испании, Абиссинии. Можно вспомнить о Мюнхене и о многом другом. Но все таки началом второй мировой войны стали не они. Решение о ней принято именно в августе 1939 г., когда два агрессора, фашистская Германия и 
627 Советский Союз, утвердили план раздела Европы и начали военными силами его осуществлять.

К концу 1940 г. и даже ранее вчерашние партнеры по перекраиванью границ европейских государств и захвату чужих земель превращаются из союзников в конкурентов в борьбе за мировое господство. К этому времени Германия осуществила свою часть «приобретений», предусмотренных советско-германским пактом. 9 апреля немецкие войска вторглись в Данию, которая сразу капитулировала, приняв решение не оказывать сопротивления. В тот же день началось вторжение в Норвегию. Быстро сломив норвежское сопротивление, Германия заставила к 10 июня Норвегию капитулировать. К концу мая захвачены, практически без сопротивления, Голландия, Бельгия, Люксембург. Затем настала очередь Франции. 14 июня немецкие войска вошли в Париж, а 22 июня в Компьенском лесу Франция подписала соглашение о перемирии с Германией, по сути капитуляцию (Мел324). В июле 40 г. развернулись интенсивные приготовления к операции «Морской лев – к вторжению в Англию, оказавшуюся изолированной. В августе усиливаются воздушные и морские нападения на Англию. 15 августа над Англией произошло крупное военно-воздушное сражение. Всё же Германия не решилась попытаться высадить десант в Англии. Тем более, что начинает созревать мысль о нападении на СССР. 6 апреля 41 г. нападение Германии на Грецию и Югославию. Через 24 дня эти страны признали свое поражение. К началу мая 41 г. гитлеровская Германия захватила 11 государств. Площадь, которую она контролировала, по сравнению с довоенной, увеличилась в 6 раз. Ее нефтяные ресурсы за счет союзников и оккупированных территорий увеличились в 20 раз. Она подчинила себе почти весь военно-промышленный комплекс Европы (332). Прогнозы Сталина, высказанные на заседании Политбюро 19 августа 1939 г. об изнурительной для Германии войне, не оправдались. С каждым захватом она усиливалась и начинала представлять для России, как и Россия для Германии, всё большую опасность (334). Взгляды Гитлера всё в большей степени обращались на Восток.

Возможно, был и другой план: „бросок на юг“ (не случайно большая группа советских войск в 1940 г. дислоцировалось на Кавказе и солдатам говорили о необходимости отразить угрозу с юга, исходящую из Турции и Ирана. О Германии как бы забыли. Об этом вспоминал позднее Ю. М.Лотман, которого призвали в 1940 г. из университета в армию и отправили на Кавказ. Своеобразный вариант более позднего плана Жериновского. Во всяком случае, какие-то слухи „носились в воздухе“. Так, Жуков писал, сославшись на свидетельство Молотова, побывавшего с визитом в Берлине в ноябре 1940 г., что „когда Гитлер вознамерился предложить Советскому Союзу вместе подумать над идеей раздела мира на сферы влияния, то встретил резкий и недвусмысленный отказ с советской стороны“ (356). В этом рассказе многое вызывает сомнения. Он передан через вторые руки. Неизвестно, правдив ли был Молотов, говоря о решительном отказе Советского Союза, предлагал ли Гитлер вообще такое соглашение. Можно предположить лишь одно: возможно, какие-то планы дальнейших совместных действий в уме прикидывались и о них, возможно, даже разговаривали на дипломатическом уровне. Но они по каким-то причинам не осуществились. Гитлер и Сталин решили пойти на решающую схватку. Они стали готовить ускоренными темпами свои страны и вооруженные силы ко второму этапу мировой войны. Вопрос стоял жестко: кто кого? (351). В начале июля
628 1940 г. начальник Генштаба сухопутных сил Германии генерал Ф. Гальдер, уже после поражения Франции, так сформулировал в дневнике проблему, которую собирался решать Гитлер: „Основное содержание последней: способ нанесения решительного удара России, чтобы принудить ее признать господствующую роль Германии в Европе“. На совещании руководящего состава вооруженных сил Германии 31 июля 1940 г. Гитлер заявил: „Россия должна быть ликвидирована. Срок – весна 1941 года“ (353). 5 декабря 1940 г. на совещании в Ставке, в присутствии Гитлера, начальник Генерального штаба сухопутных войск доложил о планируемых действиях, направленных против СССР. 18 декабря Гитлер утвердил план „Барбаросса“ (войны против Советского Союза) (361). 2-го марта 1941 г. отдан приказ германского военного командывания о развертывании широкомасштабных приготовлений для нанесения удара на Восток.

Но и Советский Союз готовил вторжение в Германию, и та знала об этом. В первую очередь речь идет о заседании Политбюро от 19 августа1939 г., о котором шла речь выше. Ведь на нем Сталин говорил, как о стратегической задаче, о превращении гитлеровской Германии в советскую. Гитлер знал об этом заседании, о выступлении на нем Сталина. Вряд ли его убедило опровержение в „Правде“ сообщения агентства „Гавас“. Знал он и о выступлении Сталина перед выпускниками военных академий 5 мая 1941 г. И о „плане Жукова“ („Соображения по плану стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками“) от 15 мая 1941 г. В последнем, в частности, прямо шла речь об упреждающем ударе: «учитывая, что Германия в настоящее время держит свою армию отмобилизованной, с развернутыми тылами, она имеет возможность предупредить нас в развертывании и нанести внезапный удар. Чтобы предотвратить это, считаю необходимым ни в коем случае не давать инициативы действий Германскому Командованию, упредить противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие родов войск» (339,354-55. Подчеркивания разработчиков приведенного документа). Ряд авторов писал, что Сталин не одобрил «плана Жукова», резко отреагировал на него. Но их доказательства взяты из вторых рук, вполне могут не соответствовать реальности. А вот то, что Генштаб разрабатывал план предупредительного нападения на Германию, сомнения не вызывает (351). Его начали готовить задолго до утверждения гитлеровского плана «Барбаросса». Маршал А. М. Василевский, принявший активное участие в составлении «плана Жукова» писал: «В середине апреля 1940 года я включился в ответственную работу Генерального штаба – работу над планом по отражению возможной агрессии». И далее: «Работали мы дружно и напряженно. Оперплан занимал в те месяцы все наши мысли. Наиболее вероятным и главным противником в ней („в нем“? — ПР) называлась гитлеровская Германия» (355-56). Василевский не приводит никаких фактов. Почему решили, что главный враг – Германия и нападение ее нужно «отражать»? Такие факты, конечно, были. О некоторых из них мы говорили выше. Это было до «плана Жукова», но год спустя после выступления Сталина на Политбюро 19 августа 1939 г. Я не собираюсь утверждать, что какая-то одна сторона, СССР или Германия, были инициаторами агрессии. Они двигались к ней параллельно. И оба противника в свои расчеты включали предварительное
629 нападение. Гитлер его осуществил. Он оказался мобильнее Сталина, опередил его на пол-шага. Но сущность дела это мало меняет. 

Тем не менее, до сих пор спорят о том, кто начал войну между Гитлеровской Германией и Советским Союзом. Об официальной версии ответа на него мы говорили в начале главы. Она является общепринятой, вплоть до настоящего времени. Следует только отметить, что настаивая на ней, говоря о том, что внезапное вероломное нападение Гитлера – причина советских поражений в первые годы войны, власти не любили упоминать, что Советский Союз оказался к ней плохо подготовленным. Об этом писать не разрешали, что показала, в частности, история с книгой доктора исторических наук А.М. Некрича «1941, 22 июня». Эта история происходила осенью 1965 г. Книга писалась явно во время хрущевской «оттепели», ориентирована на доклад Хрущева о культе Сталина. Но печаталась она в издательстве «Наука» уже в начале периода Брежнева, когда общественная атмосфера начала меняться. Последнее, вероятно, определило оценку книги генерал-майором В.Ф. Белоконевым, рецензентом КГБ, которому она была дана на отзыв. Рецензент отозвался о книге резко отрицательно, заявив, что ее «в теперешней редакции издавать нецелесообразно». Суть его замечаний сводилась к тому, что Некрич говорит о неподготовленности СССР к войне, о политических и стратегических просчетах Сталина накануне её, об его серьезнейших ошибках. Отвечая на обвинения, Некрич привел убедительные и обстоятельные возражения. При этом он ссылался на то, что военная цензура «дала свою официальную санкцию на ее опубликование», а книга полностью соответствует «точке зрения нашей партии, выраженной неоднократно в ее решениях, в частности в резолюции ХХ и ХХП съездов, в постановлении ЦК КПСС „О культе личности“». Вопреки ожиданиям, благодаря поддержке руководства издательства и одного из сотрудников Отдела науки ЦК КПСС, книга вышла в свет. Однако руководитель Главлита выразил недовольство по этому поводу. После выхода книги развернулась дискуссия, вернее травля Некрича, инспирированная, видимо, определенными силами в политическом руководстве страны. ЦК КПСС затребовал «материалы расследования „дела Некрича“». Главлит отослал их летом 1967 г. К.Н.Гришину, в комиссию партийного контроля при ЦК. По решению последней, приказом Главлита книга была «изъята из общего пользования и книготорговой сети» (Бох555, 633).

В 1990-е годы появилась другая версия о начале Отечественной войны. Ее выдвинул Виктор Суворов (Владимир Николаевич Резун, бывший капитан Главного Разведывательного Управления – ГРУ – Генштаба Министерства обороны СССР, оставшийся на Западе). В книге «Ледокол. Кто начал вторую мировую войну?», изданную в Штутгарте, вышедшую в Москве в 1993 г., Суворов утверждал, что Сталин готовил «упреждающий удар» по Германии, но Гитлер его опередил (339). Эту версию положительно восприняли прежде всего немецкие исследователи, что и понятно. Она в какой-то степени оправдывала действия фашистской Германии. Один из таких исследователей писал: «Красная Армия заняла наступательные позиции на западной границе. Военное и политические приготовления Красной Армии к нападению на Германию достигли кульминации весной 1941 г. Гитлер не имел ясного представления о том, что действительно готовилось с советской стороны. Если принимать во внимание эти приготовления, то становится ясно, что он своим нападением 22 июня 1941 г. предвосхитил нападение Сталина» (340). Приготовления советской стороны действительно имели место, но ведь и
630 приготовления Германии были не меньшими, а план «Барбаросса» подписан значительно ранее весны 1941 г.

В «Литературной газете», по поводу книги Суворова, выступил и Булат Окуджава: «Мне трудно усомнится в том, что мы тоже готовились к захватническому маршу, просто нас опередили и мы вынуждены были встать на защиту страны» (341). Некоторые даже оправдывали нанесение такого упреждающего удара, находили такой удар закономерным (он спас бы миллионы жизней) и считали одним из основных просчетов Сталина то, что он не был нанесен (Мел341). Сторонники такого взгляда не замечали, что в таком случае Сталин ничем не отличался бы от Гитлера и не известно, каковы были бы жертвы при таком варианте.

Другие исследователи, прежде всего российские (это тоже понятно), решительно отвергают версию Суворова, утверждая в один голос, что Германия совершила прямую агрессию против Советского Союза, грубо нарушив советско-германский договор о ненападении (Арут340). Один из противников Суворова, генерал армии, доктор исторических наук, президент Академии военных наук М.А.Гареев в статье «Правда и ложь о войне» утверждает, что версию о предварительном ударе по Германии Советским Союзом придумали Гитлер и Геббельс и ее пересказывает Суворов и его сторонники: «Ни один историк, исследовавший события 1941 г., ни одного доказательства, подтверждающего гитлеровскую версию, не привел и не может привести» (346-7). Гареев прав в одном: действительно термин «превентивная война» был «озвучен» Гитлером в день нападения Германии на Советский Союз. Через полтора часа после вторжения немецких войск на советскую территорию германский посол в Москве передал советскому правительству ноту, в которой, в частности, говорилось, что они «вынуждены встать на путь превентивной войны против СССР, поскольку он не выполнил своих обязательств по советско-германскому договору и готовился к нападению на Германию, нанесению удара ей с тыла» (336).

Эта гитлеровская версия стала как бы оправданием нападения Германии на Советский Союз и широко использовалась ведомством Геббельса, не встречая поддержки у правительств мира, если не считать государств, входящих в гитлеровскую коалицию. Фашистские политики. дипломаты и военные прибегали к термину «превентивная война» и после поражения гитлеровской Германии. Один из подсудимых гитлеровских преступников, генерал-фельмаршал В.Кейтель, во время допроса летом 1945 г. заявил: «Я утверждаю, что все подготовительные мероприятия, проводившиеся нами до весны 1941 г., носили характер оборонительных приготовлений на случай возможного нападения Красной Армии. Таким образом, всю войну на Востоке в известной мере можно назвать превентивной. Конечно, при подготовке этих мероприятий мы решили избрать более эффективный способ, а именно предупредить нападение Советской России и неожиданным ударом разгромить ее вооруженные силы <…> Наше нападение явилось непосредственным следствием этой угрозы» (236-37). Естественно, такие заявления порождены попытками оправдать агрессию гитлеровской Германии и не соответствуют действительности. Но и о том, что Советский Союз был миролюбивой державой и не готовил нападения на Германию, они не свидетельствуют.

Думается, Суворов прав, утверждая, что в этой войне обе стороны являлись агрессорами. Но он придает слишком большое значение фактору внезапности нападения Германии, фактору очень важному, но не определяющему целиком
631 поражения Советского Союза в первый период войны. У Суворова мало говорится о том, что СССР плохо подготовился к войне, о просчетах и ошибках Сталина чем писал Некрич). В этом автор «Ледокола» в чем-то  близок официальной точке зрения. Вызывают сомнения утверждения Суворова, что Гитлер опередил Сталина на самый короткий отрезок времени, буквально на несколько дней. Не всегда убедительны доводы Суворова в подтверждение своей концепции (например, о складах обуви, как доказательстве ориентировки на близкое нападение и т. п.). Думаю, правильной является оценка книги Суворова, даваемая Арутюновым нем пойдет речь ниже): «В книге автор ставит множество вопросов и по своему разумению отвечает на них. В ней приведено большое количество фактов и сведений, извлеченных в основном из опубликованных в СССР работ. В работе, изобилующей большим количеством сведений политического и военно-экономического характера, автор делает попытку дать им свою оценку. Вместе с тем в книге содержится ряд домыслов и искажений исторических фактов» (339). Действительно, большинство фактов взято Суворовым из вторых рук, выводы его весьма категоричны, а ориентация на сенсацию кого-то привлекает, а у кого-то вызывает общее недоверие к книге. Тем не менее заслугой Суворова является то, что он поставил вопрос об агрессивности СССР перед войной и в ее начале, об ответственности Сталина, как и Гитлера, за ее разжигание. Недостатком, по нашему мнению, можно считать преувеличение роли незапности нападения, определившей, по Суворовы, чуть ли не все советские поражения первого периода войны.

Другая версия начала войны дается в книге А.Арутюнова «Досье без ретуши. Ленин…» .П). С точки зрения автора, стратегический план Сталина заключался в том, чтобы, подготовившись к войне, ее не начинать, а провоцировать Гитлера начать её первым, заставив его выступить в роли агрессора: это будет способствовать созданию мощной антигитлеровской коалиции, способной «не только противостоять германскому блоку, но и разгромить его» (373-74). План Сталина, по словам Арутюнова, оправдался. Без осуществления его СССР не смог бы победить Гитлера. Сталин понимал это: «Он классически перехитрил Гитлера. „Тайно“ сосредотачивая на советско-германской границе стратегические наступательные вооружения, большое количество войск, Сталин тем самым инспирировал подготовку советских вооруженных сил к нападению на Германию, чтобы толкнуть ее на более скорое осуществления привентивного удара по Советскому Союзу» (375) Нападение Германии, по Арутюнову, для Сталина вовсе не было неожиданным. Он сознательно шел на огромные потери, которые должна была понести страна в начальный период войны «мешках» оказались войска Киевского и Одесского военных округов, в первые три месяца погибло 2 млн. человек и более 2 млн. попало в плен). 17 ноября 1941 г. Гитлер заявил, что «война в целом выиграна». А вскоре последовал разгром немцев под Москвой. Наступление советских войск на Ленинградском и Волховском фронте. Но потом было лето 42 г., когда фашистские войска дошли до Сталинграда. «Однако, несмотря на колоссальные людские и материальные потери СССР, разработанная Сталиным кровавая военно-политическая стратегия безотказно сработала“ (376).

Не думаю, чтобы все происшедшее события заранее планировалось Сталином, но объективно они во многом помогли Советскому Союзу в создании коалиции антигитлеровских государств. Уже в день нападения на СССР, 22 июня, премьер-министр Великобритании, У.Черчиль по радио обратился к английскому народу:
632 “Никто не был более активным противником коммунизма, чем я, в течение последних 25 лет. Я не возьму назад ни одного из сказанного мною слова, но сейчас всё это отступает на второй план перед лицом разворачивающихся событий. Опасность, угрожающая сегодня России, – это опасность, угрожающая нам и Соединенным Штатам» (374). В аналогичном духе высказался и президент США Т. Рузвельт. 12 июля 1941 г. в Москве подписано советско-английское соглашение о совместных действиях против Германии. 1-2 января в Вашингтоне 26 государств подписали «Декларацию объединенных наций», явившуюся официальным оформлением военного сотрудничества в целях борьбы против агрессивного фашистского блока. Позднее в антигитлеровскую коалицию входили новые государства. К концу войны она насчитывала более 50 стран. С момента подписания Декларации судьба гитлеровской Германии и ее союзников была предрешена (274).

До этого произошли важные события. Оформилась «ось» фашистских государств Берлин — Рим — Токио. США вступили в войну. Япония уже давно воевала с Китаем. Она осенью 1931 г. оккупировала Манжурию, создав марионеточное государство Маньчжоу-Го, захватила всю территорию Северного и значительную часть Центрального Китая, в том числе Пекин. В то же время она воздержалась от нападения на Советский Союз. 13 апреля 1941 г. был заключен пакт о нейтралитете между Японией и СССР. А 26 ноября 1941 г., уже после нападения Германии на Советский Союз, США потребовали у Японии вывода её войск из Французского Индокитая и Китая. 7 ноября 1941 г. Япония нанесла внезапный удар по главной американской военно-морской базе на Тихом океане, Пeрл Харбор (Жемчужная Гавань, Гавайские острова, остров Оаху). По сути был уничтожен весь американский военно-морской флот тихоокеанского региона (потоплено 5 из 8 линкоров, другие корабли, потеряно 200 самолетов, погибло две с половиной тысячи человек). Япония нанесла 10 скоординированных ударов по американским и британским силам на Тихом океане. 8 декабря 1941 г. США и Англия объявили Японии войну. А Советский Союз стал одним из главных участников антигитлеровской коалиции, превратился из агрессора в антифашистское государство, в жертву вероломного нападения, ведущую Великую Отечественную войну. О прошлом предпочитали не вспоминать. Такое искажение произошло, в частности, во время Нюренбергского процесса.

Несколько слов о версии Арутюнова. В ней, как и у Суворова, громадные потери Советского Союза в начале войны, объясняются тем, что Германия напала первой. Но у Суворова значение этого фактора, хотя и преувеличивается, но вытекает из сущности версии: Германия опередила Советский Союз, напала первая, всё же внезапно; отсюда и огромные потери. У Арутюнова такое объяснение не укладывается, мне кажется, в рамки его версии. Если Сталин провоцировал германское нападение, знал о нем, только симулировал намерение первым начать войну, то зачем было реально размещать на самой границе решающие стратегические силы, почему не были созданы в глубине обороны мощные очаги сопротивления, которые могли бы противостоять нанесшему первый удар противнику.

Еще одну версию высказывает Леонид Млечин – историк и журналист, в интернетной полемике с В. Суворовым. По мнению Млечина, Сталин собирался воевать не против Германии, а вместе с ней, продолжая подчинять тоталитарному
633 режиму страну за страной. Для определенного момента развития отношений между Германией и СССР и такое, вероятно, имело место 

Подводя некоторые итоги, можно сказать следующее. Обе стороны опасались превентивного удара противника, имея основания для таких опасений. Обе старались опередить друг друга. Обе планировали агрессивное нападение, независимо от таких опасений (последние играли довольно важную роль, но не определяли сущности взаимного столкновения). Германия сумела напасть первой, оказалась лучше подготовленной к войне. Но, по существу, обе стороны – агрессоры. В этом сходятся большинство неофициальных современных исследователей. И, судя по всему, они правы.



Вопросу о начале войны посвящена и книга Марка Солонина «22 июня, или Kогда началась Великая Отечественная война» ., 2006). По моему мнению, кое-что в этой книге тоже вызывает сомнение. Слишком большое влияние автор придает роли танков. Он подробно останавливается именно на них. Говорит о бессмысленном, бесполезном, огромном количестве советских танков, так и не вступивших в сражение, потерянных в начале войны. Так уж получается, что одни авторы делают упор на потерях авиации. Другие на танках. Можно говорить и об артиллерии – Боге войны. Но все же, в первую очередь, войну выиграла пехота, заплатившая за победу наибольшим количеством своей крови.

Но Солонин, по-моему, совершенно прав, когда он связывает поражения начального периода войны с коренными пороками советской системы. В это понятие входит многое: диктатура, тирания, самодержавная власть вождя, раскулачиванье, голодомор на Украине, негармоничное развитие экономики, массовые репрессии, в том числе в среде военного командования, опыт тридцать седьмого года и многое-многое другое. По мнению Солонина, народ повиновался властям, но активно не поддерживал их. Не высок был моральный дух армии, нередко отсутствовала вера в победу и готовность отдать за нее жизнь. Война не стала с самого начала народной, Отечественной. Она превратилась в Отечественную лишь постепенно, по мере того, как всё яснее вырисовывались порядки, которые принесли с собой оккупанты, их злодеяния. Самое главное, о чем идет речь в книге: начальные поражения – результат советской системы. С этим трудно не согласиться. Эта же мысль присутствует в книгах В.В. Бешанова (см. список литературы). Одна из них, «Кадры решают всё… “,. по-моему, несколько эмоционально-односторонняя: всё описываемое дано в подчеркнуто-черном цвете, краски иногда сгущены в описании “ вождей», «полководцев», и в подготовке «командиров и бойцов»). Но общая концепция о порочности системы, которая определяла конкретные недостатки при подготовке к войне (да и в других случаях), мне представляетя верной. По мнению Бешанова, Советский Союз оказался плохо подготовленным к войне. Готовился во всю, вкладывал огромные средства, выпускалось неисчислимое количество вооружения, вся страна ориентирована на военное столкновение, которое решит спор между капитализмом и коммунизмом, конечно, в пользу последнего. В песнях призывали: «будь сегодня к походу готов». Всего настроили больше: и танков, и самолетов, и орудий. а оказались не готовыми. Прав оказался Некрич, первым высказавший в печати подобную мысль. Система работала плохо, с начала ее создания, с октябрьской революции. Бешанов рассматривает это, начиная с характеристики вождей, не талантливых, бездарных, мало образованных, без 
634 широкого кругозра, профессионального опыта, понимания нужд страны, народа. Но зато идеологически выдержанных, овладевших марксистско-ленинским учением, самым передовым и прогрессивным в мире. Ориентация на диктатуру (не пролетариата, а своекорыстную и беспощадную), на систему принуждения ( «принудительная организация всего населения»), на необходимость «железной руки». Фраза тех лет: «мне не нужно, чтобы меня любили, нужно, чтобы боялись». Как ни странно, оказалось, что и любили, но боялись непременно. От самого верха до низов. И еще фраза, приписываемая Сталину: «Не знаешь — покажем, не умеешь — научим, не хочешь — заставим» слышал ее в нескольких вариантах, но слово заставим присутствовало везде). Безусловное подчинение и страх. Ориентация не на специалистов, профессионалов, а на анкетные данные, партийный стаж, на первых порах на револиционное прошлое. Уверенность, что «каждая кухарка сможет управлять государством» управляли, другое дело: как?). Часто малограмотные, невежественные, беспринипные и безнравственные карьеристы, объвляющие мораль буржуазным пережитком (нравственно все то, что на пользу революции, на самом деле — их самих). Преступники и злодеи, готовые на любое кровопролитие. Карьеристы, пожирающие друг друга ( «пауки в банке»). Бешанов приводит список членов и кандидатов Политбюро начала 34 г. (Кадры71-2). Ни одного человека с высшим образование.. Самоучки и недоучки. Я не ставлю перед собой задачи дать исчерпывающую характеристику их качеств (это довольно подробно, на конкретном материале делает Бешанов, да и мне приходится обращаться к такому материалу и в предыдущих и в последующих главах). Здесь же мне важно лишь объснить, почему война началась со столь масштабных поражений, длившихся полтора года. В обычных, мирных условиях режим кое-как держался, хотя система работала в целом плохо (была даже видимость успехов). В чрезвычайной ситуации войны пороки обнаружились с полной ясностью.

Сказанное относится и к военному руководству (см. «Кадры решают», часть «Полководцы»). Весьма существенную роль играли репрессии, проводившиеся против верхушки Красной армии в тридцатые годы. Существенную, но не определяющую, так как полководцы не отличались качественно от вождей. В частности следует отметить, что и они не были профессионалами, в отличие от большинства германских генералов вермахта.

И плохо подготовленные солдаты, не заинтересованные в войне. В основном — крестьяне. За плечами у них опыт тридцатых годов, коллективизация, голод, участие в беспощадно подавленных восстаниях. Лишенные инициативы, боящиеся наказаний, жертвы шаблонной тактики, действий бездарного командования. Темные, плохо обученные, не приспособленные к условиям войны (призывники азиатских республик в первую, морозную, с заносами, зиму войны).Огромное количество пленных, самострелов, допрашиваемых особистами и беспощадно расстреливаемых (позднее отправляемых в штрафные роты). Лишь в октябре 42 г. Сталин издал приказ об изменении ряда устаревших пунктов боевых уставов, которые ведут к «исключительно большим, ничем не оправданным потерям» (Кадры всё 345). «Красные генералы, сталинские выдвиженцы, в полной мере продемонстрировали свою бездарность и полное отсутствие профессионализма, что пытались компенсировать большевистской твердостью в достижении поставленных задач, то есть, безжалостностью к собственным войскам. „И только один способ войны известен им — давить массой тел. Кто-нибудь да убьет немца. И медленно, но 
635 верно, кадровые немецкие дивизии тают. Но хорошо, если полковник попытается продумать и подготовить атаку, проверить, все ли возможное сделано. Часто он просто бездарен, ленив, часто пьян. Часто ему не хочется покидать теплое укрытие и лезть под пули <…> Путаница, неразбериха, недоделки, очковтирательство, невыполнение долга, так своественное нам в мирной жизни, здесь, на войне, проявляется ярче, чем когда-либо  . И за всё одна плата — кровь. Иваны идут в атаку и гибнут. а сидящий в укрытии всё гонит и гонит их“» (Кадры 348-9). По данным, приводимым Бешановым, уже в декабре 41 года кадровая Красная Армия практически перестала существовать: от нее осталось около 8% личного состава. К лету 42 г. и они были уничтожены. за год боевых действий практически потеряны все танки, самолеты, артиллерийские орудия, имевшиеся 22 июня 41 г. Но подходили резервисты. Поступало оружие по ленд-лизу от союзников. С 43 г. начались массовые поставки отечественного оружия. Войска приобретали боевой опыт. 42 г. Бешанов называет — «учебным». В нем тоже много бестолкового, бездарного, непрофессионального. Учеба давалась дорогой ценой, а платили той же кровью. После зимнего наступления советских войск конца 41 — начала 42 гг. последовал ряд поражений. Немецкие войска дошли до Сталинграда, до Кавказа. Бешанов приводит статистические данные о советских потерях в 42 г. Разные цифры. Одни называют 3258216 человек безвозвратных потерь, другие — 5888235, третие — более 7000000. За этот год немецкая армия на Восточном фронте потеряла около 519 000: «То есть, повышая свое военное образование, наши полководцы за одного убитого немецкого солдата укладывали 13 советских. В следующем, 1943 году, — „всего“ 10! Заметный прогресс!» (Бешан «1942».608)

Тем не менее с начала 43 г. на смену поражениям пришли победы. Можно говорить о ряде причин такого изменения, которые привели к конечной победе: просто привыкли к войне, научились воевать, использовали обширность своей территории (была возможность долго и многократно отступать), смогли ввести в дело огромные резервы, помогла и большая помощь союзников, использовали промахи противников (на оккупированных территориях народ убедился, что немецкая власть не лучше советской). И та же «железная диктатура» (штрафбаты, пулеметы позади наступающих). Немалую роль сыграл и «генерал Мороз» – суровые русские зимы (дело не только в том, что «фрицы» к ним не привыкли, но и в том, что искусственый бензин в мороз нельзя было использовать). На затяжную войну гитлеровская Германия не ориентировалась. И сама затяжка обрекала ее на поражение.

Вопрос о помощи, которую оказали союзники СССР. Уже к концу войны, а особенно после её окончания, в Советском Союзе стали утверждать, что помощь союзников была не решающей, что они недопустимо долго оттягивали открытие второго фронта, что отделывались гнилой тушенкой, в то время как русские кровь свою проливали. Получалось, что участники коалиции равны, но Советский Союз ровнее, играет особенную роль и именно ему принадлежит главная заслуга в разгроме германского фашизма. Насчет пролитой крови такие утверждения неопровержимы. В битвах войны никто не пролил больше крови, чем советские солдаты. Это необходимо помнить и ценить, но не во всех случаях этим нужно гордиться. Можно вспомнить о приказах взять тот или иной пункт к какой-либо памятной дате. С такими датами связан целый ряд провалившихся наступлений. Утром на фронте появляется свежая дивизия, а то и несколько. А к вечеру от них 
636 ничего не остается. В какой-то степени это связано и с итоговым наступлением на Берлин. Его решено взять к майским праздникам. В наступление брошено три фронта: Первый Белорусский, наносивший основной удар (командующий Жуков), Второй Белорусский (Рокоссовский) и Первый Украинский (Конев). Задействовано 

2 млн.500 000 советских военнослужащих (обороняли Берлин около1 млн. немецких солдат и офицеров). В советских частях 41000 минометов немцев 10400), 6250 танков и самоходных орудий немцев 1500), 7500 самолетов немцев 330) и т.п. Более 460 тыс. солдат и офицеров Первого Белорусского фронта16 апреля начали наступление на Зееловские высоты на подступах к Берлину. 21 апреля начались бои в городе. Войска трех фронтов окружили его. Огромные потери. За две недели боев потери достигли более 350 000 тыс. человек. Подбито треть танков и самоходных орудий; суточные потри 15 000 человек, 87 танков и самоходных орудий, 40 самолетов. Кстати о танках. Они широко использовались в уличных боях, где у них не было простора для маневра: танки становились удобной мишенью для немецкой артиллерии, что вело к высоким потерям. Подобной напряженности боев не было на всей протяженности войны, за исключением сражения на Курской дуге. Но там такая напряженность была навязана противником, а под Берлином определялась приказом закончить штурм к определенному сроку, не жалея крови. Играло немаловажную роль и соперничество между Коневым и Жуковым: каждый хотел в наибольшей степени отличиться — свидетельство, что коренного изменения с полководцами не произошло: они и к концу войны не жалели крови солдат. В ночь с 30-го апреля на 1-е мая Гитлер покончил с собой (потом возникли другие версии). К утру 2 мая остатки немецкого гарнизона капитулировали. Приказ выполнен, но какой ценой. Она объяснялась и тем, что советское руководство опасалось, как бы его не опередили западные союзники, не взяли первыми Берлин. Такие соображения могли быть и у них, но все же кровь своих солдат они берегли и в последние дни войны, что заслуживает похвалы, а не порицания. Заслуга СССР в разгроме фашистской Германии огромна, о ней нельзя забывать, но нельзя считать при этом, что только советский народ выиграл войну, сделав несравненно больше, чем остальные союзники. Не надо забывать и о тех ожесточенных боях, которые вели союзники, сперва в Африке против Роммеля, затем в Италии. Да и второй фронт они открыли за год до окончания войны, весной 44 г. (до этого была неудачная попытка в 42 г. высадиться во Франции, в районе Дьепа: погибла и попала в плен большая группа канадских солдат; спаслось лишь около 2 тыс. человек). На Дальнем Востоке Америке была на пользу угроза нападения Советского Союза на Японию: последней пришлось сохранять определенные резервы на случай советского вторжения. Примерно та же ситуация сложилась и в Европе. Второй фронт до весны 44 г. союзники не открывали, но угроза его открытия все время существовала. Резервы для ее отражения необходимо было сохранять, что отвлекало часть германской армии с советского фронта. Советский Союз хотел большего и был во многом прав. Но и до открытия Второго фронта, только потенциальная угроза, шла ему на пользу. Кровопролитные сражения на Востоке, видимо, спасли Советский Союз от нападения Японии, от необходимости вести войну на два фронта. И никто не требовал, чтобы СССР объявил войну Японии, создав на Востоке Второй фронт против общего врага (Советский Союз объявил Японии войну летом 1945 г., когда она была по существу разгромлена и приближался момент «дележки пирога»). На Дальнем Востоке СССР и США косвенно помогали друг другу: военные действия
637 Америки удерживали Японию от нападения на Советский Союз; угроза нападения СССР на Японию заставляла ее сохранять резервы на советских границах, не давая использовать их против США. Не знаем, насколько верно утверждение, что количество германских военнослужащих на советском и различных союзных фронтах в сумме было примерно одинаковым, но, во всяком случае, союзники связывали весьма значительное количество немецких войск

Нельзя забывать и о морских конвоях, доставлявших с большой опасностью для жизни их участников военные грузы и продовольствие! И о помощи по ленд-лизу! Уже 12 декабря 1941 г. Рузвельт выступал перед конгрессом с докладом о нем: «Слишком многое поставлено на карту в этой величайшей из войн, чтобы позволить себе пренебречь интересами народов, на которые напал или может напасть общий враг» (366). «В целом германский военно-политический блок был гораздо сильнее СССР». С ним одному Советскому Союзу вряд ли удалось бы справиться (366). К.М. Симонов вспоминал, как Жуков в 1965-1966 г. говорил: «нельзя замалчивать и такой факт, как последующая помощь со стороны союзников. Прежде всего, конечно, со стороны американцев <…> Мы были бы в тяжелом положении без американских порохов, мы не могли бы выпускать такое количество боеприпасов, которое нам было необходимо. Без американских „студебекеров“ нам не на чем было бы таскать нашу артиллерию. Да, они в значительной мере вообще обеспечивали наш фронтовой транспорт. Выпуск специальных сталей, необходимых для самых важных нужд войны, был тоже связан с рядом американских поставок. Мы вступили в войну, еще продолжая быть отсталой страной, по сравнению с Германией». Оказывается, с 1942 г. советские летчики на транспортных самолетах летали в Тегеран и пригоняли оттуда американские самолеты «Аэрокобра» (американские службы доставляли их морем в Персидский залив; там их сгружали на берег и прикрепляли крылья; оттуда до Тегерана самолеты перегоняли американские летчики; в Баку находился центр переподготовки советских летчиков, которых обучали управлению американскими самолетами; в этом центре учился Трижды Герой Советского Союза Александр Покрышкин и его однополчане; оказывается, Покрышкин до конца войны громил врага на американской «Аэрокобре»). Сохранились архивные записи прослушивания квартиры Жукова органами госбезопасности: «Вот сейчас говорят, что союзники никогда нам не помогали… Но ведь нельзя отрицать, что американцы нам гнали столько материалов, без которых мы бы не могли формировать свои резервы и не могли бы продолжать войну. Американцы по-настоящему выручили нас с порохом, взрывчаткой. А сколько они нам гнали листовой стали! Разве мы могли бы быстро наладить производство танков, если бы не американская помощь сталью? А сейчас представляют дело так, что у нас всё это было свое в изобилии». Любопытно, что всё это тайком записывалось органами госбезопасности, как материал, свидетельствующий о неблагонадежности маршала.

То же рассказывал Арутюнову в 70-е гг. и генерал В.Н.Разуваев: «…В моей армии наших автомашин почти не было. Армия обеспечивалась в основном американскими автомашинами. Это были „студебекеры“, „форды“, „доджи“ и штабные „виллисы“. Всю нашу артиллерию с боеприпасами таскали „студебекеры“. На них были установлены почти все наши грозные „Катюши“» (366-72).Да и мясная тушенка, — это знают все, кто побывал в эти годы на войне, была не такая уж гнилая. Не хуже
638других консервов. На ней осовывалось почти все мясное довольствие действующей армии.

Арутюнов приводит справку о поставках США Советскому Союзу в 1941-1945 гг. Приведем некоторые извлечения из нее: самолеты — 15481, танки и самоходные установки — 12537, зенитная артиллерия — 7944, паровозы — 1900 Советском Союзе за это время выпущено 800 паровозов), 6 электровозов, 1 тепловоз, дизель-электровозы — 66, грузовые вагоны — 11075, автомашины разные — 409500, мотоциклы -32200, автомобильные покрышки 3606000 (плюс один завод автопокрышек), автоматов «Томсон-45» -150 000 (до 44 г.), авиабензин — 628,4 тыс. тонн, автобензин — 242,8 тыс. тонн, взрывчатые вещества — 295, 6 тыс. тонн, броневая сталь — 912000 коротких тонн (короткая тонна немного меньше обычной), каучук натуральный — 10, 5 тыс. тонн, железнодорожные рельсы — 685, 7 тыс. тонн, радиостанции -35 тыс., приемники — 5899, медь первичная — 387, 7 тыс. тонн, алюминий — 256, 4 тыс. тонн, полевые телефоны — 189 тыс., кабель полевой телефонный — 956,7 тыс. миль, армейские сапоги -1,5 млн. пар, зерно (пшеница) — 2 млн. коротких тонн, сахар — 672,4 тыс. коротких тонн (до 1942 г.), консервированное мясо — 732 595 тыс. коротких тонн, мясо — 180 тыс. тонн, свиное сало — 144 тыс. тонн, растительное масло — 120 тыс. тонн и др. При этом следует учесть, что сведения о многих поставках вооружений, оборудования, продовольственных товаров и пр. не входит в приводимое перечисление: боеприпасы (снаряды, патроны, мины), авиационное и автомобильное оборудование, медицинское оборудование и медикаменты, перевязочный материал, палатки, одежда и обувь для населения, мука и мучные изделия, колбаса в банках, рыбные консервы, сгущенное и сухое молоко, яичный порошок, шоколад, сыр, концентраты, кофе, рис, гречиха, чечевица, геркулес, горох и пр., и пр. (369-72). Тем не менее помощь союзников в официальных советских изданиях, появившихся после окончания войны, всячески преуменьшалась. Например, в книге «Великая Отечественная война. Вопросы и ответы» (авторский коллектив под руководством П.Н. Бобылева) отмечалось, что «поставки по ленд-лизу вооружения и различных военных материалов сыграли известную, но незначительную роль в обеспечении Вооруженных сил СССР оружием, боевой техникой и некоторыми видами довольствия, как и в достижении победы над противником» (368).
 


Но вернемся к началу войны. Поражения первых полутора лет. Потеря Украины, Белоруссии, значительной части Кавказа. Гитлеровские войска доходят почти до Москвы. Правительство готовится к перебазированию в Куйбышев. Германские войска блокируют Ленинград. Бои идут на его окраинах. СССР на грани поражения. Контрнаступление советской армии зимой конца 1941- начала 1942 гг. Непосредственная угроза Москве отпала. Победы под Ленинградом. Взят обратно Харьков. Но летом 1942 г. новое стремительное наступление немецкой армии. Она доходит до Волги. Идут бои под Сталинградом и в Сталинграде.

Приказ Сталина от 28 июня 42 за номером 227 – «Ни шагу назад». В нем довольно откровенно говорилось о потерях и поражениях. Вина за них возлагалась на «трусов и дезертиров». Приказывалось создавать заградотряды основном из сотрудников НКВД), которые должны располагаться позади воинских частей и расстреливать их из пулеметов при отступлении без приказа. Такие отряды существовали и ранее, с первых дней войны. Но приказ превращал их в массовое явление. Создавались штрафные части – нововведение. Отход с позиций без приказа
639 приравнивалось к измене. За него судил военный трибунал. Он, как правило, к расстрелу не приговаривал. Обычный приговор – 10 лет и отправление в штрафные роты или штрафбаты. Штрафным подразделениям давались самые опасные задания, порою невыполнимые. Отправление в них было практически равнозначно расстрелу. «Меры жестокие, но необходимые», – говорили в то время. Позднее об этом вообще старались не упоминать. 

Не упоминали и о том, что поражения первых лет войны определялись в значительной степени репрессиями тридцатых годов, подрывавшими экономику, в частности военную промышленность. Многие из ее руководителей, крупных изобретателей были арестованы, расстреляны, погибли в лагерях. Репрессированы были заместитель министра оборонной промышленности, видные военные специалисты Туполев, Королев, другие В лучшем случае, они работали в разного рода «шарагах» (см. в «Круге первом» Солженицина, «Туполевская шарага» Геллера).
 

  

В годы «большого террора» «органы» основательно «почистили» командный состав Красной армии. В период с мая 37 по сентябрь 38 гг. репрессировано около половины командиров полков, почти все командиры бригад, все командиры корпусов, командующие военных округов, члены Военных Советов и начальники политических управлений округов, большинство политработников корпусов, дивизий и бригад, около трети комиссаров полков, многие преподаватели военных учебных заведений (Геллер Концент. мир 223). Уничтожено из 5 маршалов 3 том числе М.Н.Тухачевский, казненный в 1937 г.), из 15 командармов 13, из 85 командиров корпусов 57, из 195 комдивов 110, из 406 комбригов 220. Все перечисленные – генеральские должности. Некоторых из тех, кого не успели расстрелять, в начале войны или немного ранее освободили, и они стали известными военачальниками: Мерецков, Рокоссовский и др. В Энциклопедиях о таких эпизодах их жизни не упоминается. Сами они, как правило, предпочитали об этом тоже не говорить. Так, К.К. Рокоссовский в воспоминаниях пишет: весной 40-го года я с семьей побывал в Сочи; но он не уточняет, что в Сочи он направился после тюрьмы. Всех обвиняли в участии в заговоре, во главе которого якобы был Тухачевский. Пытали, вымогали признания. И большинство, не вынеся пыток, «признавались». Позднее, при просмотре протоколов обвинения в измене, оказалось, что лишь 12 из тысячи генералов и офицеров отказались подписать их и признать свою «вину» (Геллер226). Один из них, командир дивизии А.В. Горбатов, через много лет, после смерти Сталина, рассказал в своих воспоминаниях «Годы и войны» о лагерях, пытках, истязаниях, которым подвергались политические заключенные. Воспоминания были в 64 г. напечатаны в «Новом мире», а в 65 г. вышли отдельным изданием, с купюрами. Второе издание их, без купюр, опубликовано лишь в 92 г. К концу войны он стал Героем Советского Союза (45 г.). Был комендантом Берлина. Позднее он – генерал армии (55), командующий Прибалтийским военным округом (54-58).

        Во второй половине 30-х гг. Горбатова арестовали, за «измену родине». Лефортово. Следствие. Тщетные попытки любыми способами добиться от него признания вины. В 39 г. он оказался на Колыме, на прииске «Мальдяк». За несколько месяцев работы на нем крепкий и здоровый человек превратился в «доходягу», в инвалида, находящегося на грани смерти. Его спас фельдшер лагерного пункта, отправив в тюремный госпиталь под Магаданом. Но и после 
        640 госпиталя продолжалась изнурительная работа в «Снежной Долине“, на лесоповале, где заключенные волоком, на себе тащили с горы бревна. Горбатов заболел цингой. Все зубы у него шатались. Потом он устроился уборщиком, перебирал овощи. Ему повезло. В августе 40 г. его затребовали в Москву, на пересмотр дела, а в марте 41 г., в числе немногих военных, освободили, разрешили продолжать военную службу. В 42 г. он встретился в штабе Донецкого фронта с Маленковым, секретарем ЦК партии. Тот спросил: что думает Горбатов о причинах неудач, об отступлениях советских армий. Вопрос, заданный бывшему зеку, мог оказаться провокационным. Но Горбатов честно ответил на него: по его мнению, причина в недостатке квалифицированных командных кадров. Он предложил поехать на Колыму, освободить несколько знакомых ему лично командиров дивизий. Составил для Маленкова список из 8 человек. Когда он снова, в 43 г., встретил Маленкова в Москве и спросил о судьбе своего списка, тот ответил, что все они давно мертвы. “''Потому Ваша просьба <…> мною не выполнена'', – с жесткой интонацией сказал Маленков»  (см «Годы и войны» Горбатова и в интернете статью Д.Райзмана «Университеты комдива Горбатова»).

 

  В результате всей этой политики во главе армии остались старые, весьма заслуженные маршалы и генералы, отличившиеся в Гражданскую войну, но совершенно не подготовленные к современной (Ворошилов, Буденый, Тимошенко и др.). Им Сталин доверял. Да и командиры более низкого звеня оказались не подготовленными к ведению современной войны, совершали множество грубых ошибок, ведущих к проигрышу одного сражения за другим. Это хорошо показано в книге В. Бешанова «Ленинградская оборона» (Минск, 2006) на материале битвы за Ленинград. От имени ветеранов Ленинградского и Волховского фронтов «бывший солдат – пехотинец и артиллерист, инвалид войны, ныне заведующий кафедры истории искусства института <…> имени Репина» Н.Н. Никулин в краткой рецензии на книгу Бешанова противопоставляет ее «причесанной» и «отлакированной» литературе о войне, сочинявшейся генералами и политработниками. В предисловии автора, тоже кратком, говорится о том, что слово «оборона» весьма условно может применяться к событиям под Ленинградом: «Под Ленинградом все было наоборот: советские войска не стояли на месте, инициативу противнику не уступали и обладали силами, гораздо более крупными, чем враг. ''Война за Ленинград'' – это уникальное в своем роде сражение, это одно сплошное наступление, немыслимо кровавое, безуспешное, зачастую бессмысленное <…> Советские армии месяцами атаковали на одних и тех же направлениях. Численно они всегда превосходили противника». Как наступающие, они несли более серьезные потери. «Но эти потери увеличивались десятикратно за счет необученности красноармейцев, слабой профессиональной подготовки их командиров и полного пренебрежения высшего командования к жизни соотечественников. ''Старшие начальники'' очень хотели побыстрее добиться победы, посему битва продолжалась три года и обошлась в три миллиона убитых, пропавших без вести, получивших ранения военнослужащих. Более миллиона гражданских лиц погибло за это время в самом городе» (5-6).

 

 К этому добавлялось желание начальства выслужиться, привычка беспрекословно подчинятся приказаниям вышестоящих инстанций, страх перед ними и всегдашний бардак, характерный для русской жизни. А потом, после войны, красные полководцы создавали свои мемуары, на основе их  «советские ''историки в погонах'' писали свои сочинения <…> из которых можно почерпнуть байки о героизме
     641 красноармейцев, вырубивших топорами (!) немецкие танки вместе с экипажами или под ураганным огнем искавших на нейтральной полосе потерянный партийный билет, но порой трудно понять, с кем данный генерал воевал» (6).

 

 Немного о страхе. На нем и ранее во многом держалось советское общество. Во время войны роль его существенно возросла Высшее руководство считало, что именно он станет действенным средством укрепления дисциплины в армии. Один из бывших рядовых пехоты, позднее научный работник, профессор, с сарказмом писал: «Карательные органы работали у нас прекрасно. От Малюты Скуратова до Берии в их рядах всегда были профессионалы, и всегда находилось много желающих посвятить себя этому благородному и необходимому во всяком государстве делу <…> Войска шли в атаку, движимые ужасом. Ужасна была встреча с немцами, с их пулеметами и танками, огненной мясорубкой бомбежки и артиллерийского обстрела. Не меньший ужас вызывала неумолимая угроза расстрела. Чтобы держать в повиновении амфорную массу плохо обученных солдат, расстрелы проводились перед боем <…> выстраивали дивизию буквой ''П'' и без разговоров приканчивали несчастных. Эта профилактическая работа имела следствием страх перед НКВД и комиссарами, больший, чем перед немцами. А в наступлении, если повернешь назад, получишь пулю от заградотряда. Страх заставлял идти на смерть. На это и рассчитывала наша мудрая партия, руководитель и организатор наших побед» (113).

 

 17 сентября 41 г. Жуков, сменивший на посту командующего Ленинградским фронтом Ворошилова, от имени Военного Совета фронта, издал приказ N 0064. В нем шла речь о том, что защита рубежа, занимаемого советскими войсками, жизненно важна для судьбы Ленинграда. Поэтому приказано «объявить всему командному, политическому и рядовому составу, обороняющему указанный рубеж, что за оставление без письменного приказа военного совета фронта и армии указанного рубежа все командиры, политработники и бойцы подлежат немедленному расстрелу». В конце месяца Жуков подписал шифрограмму N 4976: «Разъяснить всему личному составу, что все семьи сдавшихся врагу будут расстреляны и по возвращении из плена они также будут все расстреляны». В атаку бойцов нередко гнали, стреляя им в спину из пулеметов: «Мы бугор взяли, но немцы открыли такой огонь, что оставшимся в живых пришлось скатиться обратно в овраг, к шоссе. А за шоссе – наш заградотряд с пулеметами ''максим''. Стреляют и немцы, и наши. Ребята прижались перед бугром – деться некуда» (112).

Моральное единство, «уверенность в своих силах и возможностях» такие меры вряд ли рождали. Росло количество дезертиров, самострелов. В каждом медсанбате представитель Особого отдела допрашивал подозрительных раненных, нередко избивая их. Усиливались пораженческие настроения, были случаи перехода на сторону врага, братанья с немцами. Большое число сдавшихся в плен. Но цель командования была достигнута: бойцы шли в атаку.

  В своих воспоминаниях Жуков рассказывает, что немцы использовали в качестве «живого щита» женщин, стариков, детей. Он пишет, как сложно приходилось принимать решение в таких случаях. На самом деле совсем не сложно. Подобные ситуации были предусмотрены указаниями Сталина: «Говорят, что немецкие мерзавцы, идя на Ленинград, посылают впереди своих войск делегатов от занятых ими районов – стариков, старух, женщин и детей <…> говорят, что среди ленинградских большевиков нашлись люди, которые не считают возможным применять оружие к такого рода делегатам. Я считаю, что 
          642 если такие люди имеются среди большевиков, то их надо уничтожать в первую очередь, ибо они опаснее немецких фашистов. Мой ответ: не сентиментальничать, а бить врага и его пособников <…> Бейте вовсю по немцам и по их делегатам <…> Никакой пощады ни немецким мерзавцам, ни их делегатам, кто бы они ни были» (104). T.e. не задумываясь стреляйте в стариков, женщин и детей. Инструкция вполне определенная, и Жуков ее выполнял, видимо, без особых угрызений совести.

       В книге Бешанова подробно, шаг за шагом, рассматриваются события сражения под Ленинградом. Автор приводит цифры огромных потерь, проигранных наступлений, бесполезных атак, итогов неумения, головотяпства, невежества, честолюбия. Он пишет о Ленинградском и Волховском фронтах, но нарисованная им картина характерна для всего облика войны, которую вели с Германией советские армии на всех фронтах. Более того, она характерна для всей советской действительности в целом, на всем протяжении ее существования. Книга помогает понять многое и в сегодняшнем времени, «современную смуту». Бешанов не стар. Он родился в 1963 году. Свои работы он публикует только с 2000 года. Но он сумел разобраться в огромном количестве деталей, широко привлечь документальный и мемуарный материал и создать не приукрашенную, на редкость правдивую картину того, что происходило на самом деле. Мне очень близка его книга. И по изображению событий, и по общему осмыслению их. И по тому выводу, который приводится в конце книги (по материалам Л. Терновского, из интернета): «Видимо <…> существует два лика России. Две ее ипостаси – темная и светлая. Они в вечном раздоре и борются друг с другом. Пока что ни одна не смогла одержать окончательную победу. Есть Россия злобная, жестокая. Страна лодырей, хамов и пьяниц. Россия стукачей и предателей, насильников и палачей. Невменяемая и неуправляемая, опасная для соседей, сама себя истребляющая страна. Выродки и убийцы, терзающие народ, и толпа, прославляющая своих мучителей, – да заслуживает ли страна, где происходит такое, чего-то   иного, кроме ненависти и презрения?! Но есть и другая Россия. С доброй, отважной и отзывчивой душой. Страна совестливых, талантливых, трудолюбивых людей, подвижников и праведников. Юнкеров и офицеров, сложивших головы, но не изменивших присяге. Священников и простых прихожан, не отказавшихся от церкви под дулами револьверов палачей. Детей, не отрекшихся от родителей, объявленных ''врагами народа''. Солдат с учебными винтовками и необученных ополченцев, заслонивших собой Родину от гитлеровских полчищ. Матрен и Иванов Денисовечей, на своем горбу вытянувших Россию из послевоенной разрухи. Какая другая страна могла бы назвать столько новомучеников? А потому зыбкая надежда на благополучный исход нынешнего ''Смутного Времени'' пока еще остается…» (398). Думается, что и Бешанов, и другие, имена которых он называет, мысли которых он приводит (Солженицин, Амальрик, Даниэль, Тарас, Терновский…) относятся к таким людям. (советую прочeесть книгу Бешанова).  

 

  PS. С тех пор я познакомился с несколькими книгами Бешанова и других авторов. Они не ограничиваются рамками материалов Ленинградского фронта, затрагивают более общие проблемы, приводят к более кардинальным выводам. Некоторые из них я использовал в настоящей главе и поместил названия книг в списке рекомендуемой литературы. В то же время определился ряд тенденций, сформулированных в самых верхах, связанных с требованиями излагать новейшую историю в духе официальной
     643 трактовки советского времени, особенно историю Отечественной войны. Остановлюсь на двух книгах М. Солонина, уже упоминаемого в этой главе. Первая -  «23 июня: „день М“». М., 2007. Книга о начале войны. Полемика с видным советским историком, генералом армии М.А. Гареевом, занимающим официальную точку зрения. Любопытный обзор пути Гареева. Мнение автора книги, что нападение СССР на Германию планировалось на 23 июня (не очень правдоподобное), но всё содержание, огромное количество документов, раскрывающих бардак, неразбериху, плохую подготовку, неумелое реагирование, начиная от Сталина, очень убедительны. Поражения начала войны не результат внезапности, а того всеобщего положения, которое характерно для СССР. Виктор Суворов в интервью выражал свою признательность Солонину, желание «снять шляпу и поклониться до земли этому человеку… Когда я читал его книгу, я понимал чувства Сальери. У меня текли слезы – я дума: отчего же я вот до этого не дошел?.. Мне кажется, что Марк Солонин совершил научный подвиг и то, что он делает, – это золотой кирпич в фундамент той истории войны, которая когда-нибудь   будет написана…». И последние слова книги, вроде бы не по теме: «В героические мифы советской истории по сей день верят только те, кто очень хочет в них верить. <…> Чем еще они могут гордиться? Нынешним статусом, извините за выражение, ''великой энергетической державы''? Московскими офисами, построенными из финских и итальянских материалов на немецкой технике турецкими строителями, в которых несколько тысяч ''менеджеров среднего звена'' протирают импортные стулья, подсчитывая на китайском компьютере доходы от экспорта российской нефти?

   Правда не побеждает – правда остается. Подлинная, непредвзятая, на документах основанная летопись Великой Отечественной войны непременно будет написана. Когда? Ответ и на этот вопрос очень простой. Не раньше, но и не позже, чем закончится нынешнее, изрядно затянувшееся ''смутное время'', и Россия займет наконец достойное ее место в общем ряду цивилизованных стран. Только тогда мы сможем честно признать, что в истории нашей страны были не только славные победы, но и позорные поражения» (465). Да простит мне читатель эту длинную цитату.

 

   Вторая книга Солонина «25 июня. Глупость или агрессия?» ., 2008) рассказывает подробно о войне с  Финляндией. Я уже упоминал о ней, не рассматривая подробно. Здесь хочу привести лишь один вывод, имеющий обобщенное значение, повторяемый Солониным неоднократно. Отмечая немногочисленность научных, серьезных, правдивых книг по истории войны, изобилие произведений, пропагандирующих официальную пропаганду, Солонин пишет: «Более того, приоритет пропаганды над научным исследованием в последние годы даже усиливается. Вероятно, это связано с общим изменением настроений в российском обществе, в котором „комплекс неполноценности“, вызванный прогрессирующим отставанием страны — теперь уже не только от Западной Европы, но и от бурно развивающихся государств Азии и Латинской Америки, — причудливо переплетается с великодержавными, имперскими амбициями. В такой отравленной атмосфере критика сталинской внешней политики начинает восприниматься как „проявление русофобии“, а знакомые еще с советских времен нетерпимость и агрессивное невежество дополняется несвойственной ранее даже коммунистической пропаганде словесной разнузданностью» (17, жирный шрифт текста). Естественно, что такое изменение происходит при активном учстии
     
 644 власти, а вывод можно отнести не толькок книгам о войне.
   Пожалуй следует упомянуть еще об одной книге, Александра Осокина, «Великая тайна Великой Отечественной» — Новая гипотеза начала войны ., 2007). В ней тоже очень много интересных материалов, документальных сведений. Автором приводися большая библиография, перечисляются восемь версий начала вожны и все они отвергаются: «все вышеперечисленные объяснения причин поражения советских войск в первые дни войны рано или поздно отпадали или получали мощный отпор историков, писателей и публицистов» (27). Часть Ш книги (стр. 429-651) - Приложения. Всего их 32. Всё это документы, весьма полезные. Их публикация уже сама по себе представляет значительную ценность (правда, значительная часть их уже опубликована ранее, но здесь они собраны в единый комплекс). Значимость книги и положительные качества Осокина, являющегося  «талантливым и честным человеком, патриотом своего Отечества, заинтересованным исключительно в поиске истины» удостоверяется автором Предисловия, вице-президентом Коллегии военных экспертов, кандидатом политических наук, генерал-майором Александром Владимировым. Уже в предисловии идет речь о величии «подвига нации, победившей смертельного врага», о том, что «Победа в Великой Отечественной войне есть бесспорная и высшая гордость России: не каждая нация имеет в своей истории такую» (13). Генерал-майор резко осуждает концепции «бывших союзников»: «Запад в своей проанглийской и антисоветской версии (потугами перебежчика Резуна) прямо объявил СССР агрессором и зачинщиком войны»; официальная советская, а сейчас и российская историография продолжает версию «вероломного и внезапного нападения Германии»; как видно из книги Осокина, такая версия «безусловно, имеет под собой основания», хотя и не раскрывает полностью  «многих непонятных обстоятельств начала войны».


  Прочитав предисловие можно сделать вывод, что книга Осокина перставляет несколько подправленый вариант официальной трактовки начала войны и отложить его книгу, не читая её. Однако, такой вывод был бы неверным. Это можно понять уже знакомясь с другими отзывами на книгу, в частности с откликом на неё Арсена Мартиросяна, грубым и враждебным. Он утверждает, что и книга, и фильм, связанный с ней, раскручены, «дабы сбить общественное мнение с толку <…> в очередной раз облить грязью Сталина и СССР, свалить на Иосифа Виссарионовича всю вину за трагедию 22 июня 1941 г.». Ругань Осокина и его «подло бездоказательной версии». На презентации фильма Мартиросян покинул зал со словами: «Этот бред должен комментировать не историк, а представитель Института имени Сербского». Он говорит о книге, «этой беспрецедентной подлости, которую успешно выводят на орбиту гнусной русофобской и антисталинской пропаганды». Фильм «такой же преподлый и бездоказательный, зато состряпан по кадрам геббельсовской кинохроники»; пропаганда книги осуществляется «яро русофобскими силами внутри нашей Родины, к тому же, похоже, связанными с определенными силами за рубежом». Эта ругань, в отличие от похвал Владимирова, может привести к выводу, что книга Осокина не такая уж плохая. И ряд откликов на нее весьма положительные, например Александра Воронова, который с симпатией отзывается об историках-любителях, стремящихся добросовестно изучить документы эпохи, не профессионалах. К таким историкам относится и Александр Николаевич Осокин (он — кандидат технических наук),  «смелая книга которого <…> сразу привлекла внимание читателей». Рецензенту представляется, «что заслуга автора новой книги               
    645 именно в том, что он побуждает историков непредвзято вновь взглянуть на треугольник отношений Лондон — Берлин — Москва и попытаться еще раз проанализировать весь комплекс причин, приведших к отказу Гитлера от десантной операции против Великобритании и решению напасть на СССР»
    В чем же состоит гипотеза Осокина? (он сам пишет в начале книги, что речь идет именно о гипотезе, а не о концепции): «Будучи воссозданной сегодня по различным опубликованным материалам (ибо прямых подтверждающих ее документов пока нет), предлагаемая автором настоящей книги новая гипотеза начала Великой Отечественной войны выглядит так» (45). Далее идет изложение гипотезы: в ноябре 1940 г. делегация Молотова (65 человек) в Берлине заключила с Гитлером тайное соглашение о совместных военных действиях против Англии, о выходе советских войск к Северному морю, участие их в десанте и одновременно о совместном ударе на Юго-Восток, против колоний Великобритании. Не исключено, что Сталин предусматривал и возможность договориться, выйдя к Северному морю, с англичанами и ударить вместе по Германии. Вариант для Сталина казался беспоигрышным: в любой момент можно было действовать по ситуации. Против Англии или вместе с Англией. Во всяком случае далеко продвинуть свои войска на Запад. Участие Советского Союза в десанте против Англии нужно и Гитлеру. Без помощи СССР Англию было не осилить. Поэтому инициатива совместного удара исходила от Гитлера, который одновременно предполагал заключить тайное соглашение с Англией и вместе напасть на Советский Союз. Здесь должен был сыграть существенную роль Рудольф Гесс, второе лицо после Гитлера, перелетевший 10 мая 1941 г. в Англию на одноместном самолете, объявленный в Германии сумасшедшим (навязчивая идея о возможности заключить договор о мире с Англией). Осокин упоминает о множестве материалов, свидетельствующих о том, что «Гесс предварительно согласовал свои действия с фюрером» (72). В книге приводится несколько возможных вариантов происшедшего. И, в конечном итоге, Осокин приходит к выводу: «Черчилль делает вид, что принимает эти предложения, и, возможно, даже подписывает об этом секретный протокол» (73, курсив текста -ПР). Назначается тайная дата нападения Германии и Англии на СССР — 22 июня. «Однако 22 июня удар по СССР наносят только германские войска, а англичане свою часть договоренности не выполнают или имитируют ее выполнение для немцев <…> Гитлер вынужден вести войну на два фронта, что является полной неожиданностью и для него, и для всей верхушки Третьего рейха» (75, курсив текста -ПР). Германия не отказывается от удара по Англии, но переносит его на вторую очередь: сперва Россия, затем Англия. В таком решении сыграла свою роль и информация о слабости России, сообщаемая германскому руководству английским тайным агентом Канарисом.

 

    Гипотеза Осокина, действительно, весьма любопытная. Теоретически она могла бы соответствовать реальности. Мне она представляется мало вероятной: слишком сложна, не подтверждается фактами, а, главное, никаких документов, превращающих предположение в выводы, нет. Осокин думет, что пока. Посмотрим. Всё же отметим, что книга Осокина, как и другие, разрушает официальный миф о миролюбивом Советском Союзе, невинной жертве нападения вероломной агрессивной Германии. У него тоже обе стороны «хороши».


  В нынешнем году вышла в свет книга Марка Солонина «Фальшивая история Великой войны» .,2008). К Солонину я отношусь, как видно из вышесказанного, с
     646 большим уважением. Но последняя его книга вызывает у меня двойственное впечатление. Автор, по его словам, ставит перед собой задачу разоблачения псевдоисторических фальшивок, ложных измышлений. Задача похвальная. Но стиль книги, категоричность оценок, бесцеремонная брань противников вызывает неприятное чувство. Характеристики «чушь»,  «совравший», «на предельном уровне некомпетентнсти», «ни одного слова правды», «фальсификаторы истории», «стопроцентная фальшивка», «шулерские уловки» и т.п (37, 45, 56, 60, 68, 104), по-моему, не к лицу серьезному исследователю. Не жалует Солонин и историков-профессионалов, смешивая в одну кучу и сторонников официального курса и их противников. Особое недоборожелательство у него вызывают «доктора наук». Само научное звание оказывается чуть ли не синонимом фальсификации. Так с похвалой отзываясь о Мельтюхове нем пойдет речь далее), сообщая, что он ныне, видимо, уже доктор исторических наук, Солонин добавляет: «нет правил без исключения, и мне особенно приятно обратить ваше внимание на таких редкостных докторов» (68). В то же время Солонин сообщает о том, что А.Осокин окончил радиотехнический институт и работает в радиопромышленности. К содержании его книги это никакого отношения не имеет, но нужно Солонину, чтобы подчеркнуть несостотельность книги Осокина, искажение им исторических фактов, по мнению Солонина, сознательное. Осокин обвиняется в намеренной фальсификации истории, а его книга именуется образцом «конспирологии, доведенной до явной клиники» (63).


 Объективно получается, что подлинная историческая правда доступна почти исключительно Солонину, все же остальные, по неведенью или сознательно, создают «фальшивую историю великой войны». Читателю же остается верить тому или другим, так как привиденные факты, как правило, не документировани, даются без приведения первоисточников.


  Пожалуй, не лишним будет привести оценку, относящуюся к историческим фактам, приводимым самим Солониным. Она во многом похожа на его собственные оценки. Я имею в виду статью Леонида Радзиховского «Последняя война» ( «Деловая газета». 21.06.2006). О Солонине говорится здесь так: «Некий историк-любитель из Самары, какой-то неведомый мне Марк Солнин», книга которого «ничего такого уж совершенно нового <…>не содержит»; главный вывод ее: «всё было совсем не так, почти совсем НАОБОРОТ». Радзиховский признает, что книга Солонина вызывает «ощущение большого и добросовестного труда», но он не согласен с рядом приводимых Солониным фактов и цифр (добавляя, правда, при этом, что история — такая уж наука, что «ни в одной цифре два историка не сойдутся», по любой цифре возможно опровержение). Радзиховский сообщает, что при чтении его «раздражал стиль этого Солонина, излишне бойкий». Я привел доводы Радзиховского не для того, чтобы стать на сторону его или Солонина: хочу лишь напомнить последнему о вреде излишне категоричного стиля, чрезмерной уверенности в собственной правоте: «все не так».


 Тем не менее главное в новой книге Солонина мне представляется важным и верным. То, что она с начальной заявки ориентирована на самого массового, неискушенного читателя, которому автор обещает  «легкую и веселую книгу», стараясь помочь разобраться в нагромождениях «лжи и лицемерия» по поводу Отечественной войны. Основной пафос Солонина  — антиофициальный, разрушающий лживые мифы.
Особенно интересными и содержательными, по моему мнению, являются две 
       647 последние главы книги, двенадцатая и тринадцатая: «Право на бесчестье» и «Пожар на складе». В первой из них содержится сопоставление Сталина и Гитлера. Речь идет и о различиях: Гитлер убивал преимущественно чужих, Сталин — своих; нацисты уничтожали главным образом по национальному принципу, — Сталин — по классовому; и количество жертв у Сталина на порядок больше. Однако и по национальному принципу Сталин убил огромное количество людей. И первое место среди них, по мению Солонина, принадлежит полякам. Об этом в книге «Фальшивая история» рассказывается  подробно. Сталин ненавидел их личной ненавистью. Начиная с военных действий 20-го года, весьма неблагоприятных для России (по сути, поражения), в руководстве которыми он принимал самое непосредственное участие. О «польской операции» 37 г. (201). О разделе Польши в секретном приложении к пакту Молотова Риббентропа в 39 г.. Очень подробно о Катыни (203-220). В 92 г. по поручению Ельцина копии документов о польских событиях, о решении Политбюро о расстреле поляков передаются польскому президенту. Правда казалось бы восторжествовала, но ненадолго. Об антикатынских книгах Ю.И. Мухина (228). Глава заканчивается словами Достоевского о праве на бесчестье: этими словами легче всего можно увлечь за собой русского человека. 13 глава посвящена очень грустной, порой страшной теме: о потерях Советского Союза в войне. Солонин предлагает свои цифры. Можно соглашаться с ними или не соглашаться, но ясно, что они чрезвычаюно велики и окутаны густой пеленой лжи.


 Много места в главе занимает вопрос о холокосте. Солонин полемизирует с теми, кто утверждает, что фашисты исстребляли евреев  «наряду с другими народами», в первую очередь — русским народом; такие утверждения высказывают, по словам Солонина, не ученые, а невежды, самозванцы, лжецы; именно евреи были обречены на полное, поголовное исстребление, с немецкой организованностью и методичностью; при этом, когда в «очистке» принимали участие местные «активисты», о расстрелах можно было только мечтать (299).
    После войны, в ряде случаев, советские власти старались затушевать вопрос о холокосте. Как пример, в главе приводится заключение Чрезвычайной Государственной Комиссии (Шверника) о расстреле еврейского населения в Киеве, в Бабьем Яре. В нем было написано: «гитлеровские бандиты произвели массовое зверское исстребление еврейского населения»; в ЦК КПСС исправили: «тысячи мирных советских граждан» (300-301).
 . Не вызывает сомнения и общий итог главы и книги в целом, как бы не отнестись к конкретным его цифрам: «Что же мы имеем в итоге обсуждения этой грустной темы? Трагедия, пережитая советским народом, ужасна и не имеет аналогов в истории цивилизованного мира. 11 миллионов погибших военнослужащих. 5-6 миллионов мирных жителей, убитых и замученных фашистскими оккупантами. Более одного миллиона мирных жителей, погибших в блокадном Ленинграде и разрушенном дотла Сталинграде. Неизвестное точно, но огромное (порядка 6-9 миллионов) число жертв сталинских репрессий. И безбрежное море лжи» (317).
   На этом бы и остановится Солонину, но он продолжает, сообщая, что 16 апреля 08 г. заместитель начальника Генштаба российской армии генерал:- полковник Скворцов призвал бороться с фальсификацией отечественной истории и одобрил инициативу МИД по создания рабочей группы при правительстве для борьбы с попытками «фальсификации истоии в ущерб интересам Роиссии» (317). Солонин считает такие призывы свидетельством нужности его собственной книги,
       648стремлением властей призвать к борьбе с трудами, типа написанных академиком М.А. Гареевым и «питомцами его научной школы». Вспомнив правительственные установки последнего времени, высказывания Путина по этому вопросу, издание учебников по новейшей истории и т.п. (см. главу одиннадцатую, часть вторую и заключение к моей интернетной книге), понимаешь полную несостоятельность такого вывода, противоречащего содержанию всех книг Солонина о войне. Может быть, такое заключение должно играть роль цензурного прикрытия? Или оно имеет иронический смысл, столь глубоко запрятанный, что большинство читателей его не поймет? Как то не верится, что Солонин может быть настолько наивным.
 В заключение обзора книг о войне остановлюсь, нарушая хронологию, еще на одной из них, М.И. Мельтюхова «Упущенный шанс Сталина или борьба за Европу 1939-1941 гг.». Книга очень высоко оценивается многими, в том числе интеллигентными, думающими читателями. Ее называют превосходной. И есть много оснований для такой оценки. Огромное количество материала, схемы, карты, таблицы, фотографии, приложения, ссылки на архивные документы, полемика с официальной советской концепцией, признание, что Советский Союз готовил войну с Германией, но та его просто опередила. А главное – подчеркивание автором  своей объективности, нежелания стать на чью-либо сторону, стремления отказаться от партийного подхода, так всем надоевшего (речь идет не о советской партийности, а о партийности вообще, о снятии оценочных критериев, о принципиальном нежелании выражать сочувствия или осуждения). Это звучит уже в эпиграфе книги, несколько претенциозном: «Главный закон Истории – не сметь лгать, второй – не бояться сказать правду. Папа Лев ХШ». Подразумевается, что эпиграф выражает кредо самого Мельтюхова, его подход к изображению исторических событий. Думается, что это не совсем так (может быть, совсем не так).

  Мельтюхов не разделяет официальной советской версии на начало войны. Он пишет, что идеологический контроль приводил к тому, что исследования «истории Великой Отечественной войны стали походить друг на друга как две капли воды»; это вызывало недовольство серьезных исследователей. Мельтюхов критикует историков, защитников традиционной советской версии, которые «не останавливаются перед прямой фальсификацией, лишь бы избежать обсуждения проблем 1941 г. на основе доступных ныне советских документов и новейшей отечественной историографии» (почему только советских? -ПР). В то же время автор отмечает, что позицию многих исследователей «в определенной степени объясняет тот бум исторических сенсаций, который захлестнул страну во второй половине 1980-х гг.». С начала 90-х гг. процесс переоценки истории СССР «зашел достаточно далеко»; тезис о «сталинских ошибках“ (кавычки текста -ПР), приведших к трагическому началу войны, “ стал общим местом в литературе» (7).  Уже с первых страниц книги вырисовывается мысль, что-то   и другое плохо. Но акцент делается в основном на показе несостоятельности бума, который появился при пересмотре официальных советских концепций. Ведь они устарели, не представляют ныне особой опасности. С такой позиции Мельтюхов критикует В.Суворова, хотя и признает его относительные заслуги: «Хотя эти работы написаны в жанре исторической публицистики и представляют из себя некий „слоенный пирог“, когда правда мешается с полуправдой и ложью, они довольно четко осветили круг наименее разработанных в историографии проблем».

        649 Осуждаются и зарубежные исследователи, принявшие участие в дискуссии о начале войны:  «Как ни странно, в ходе дискуссии проявилось стремление ряда зарубежных историков, довольно посредственно знакомых с обсуждаемой проблематикой и советскими архивными материалами, выступить в роли менторов российской исторической науки» (8). Можно подумать, что материалы о начале войны есть только в советских архивах (кстати Мельтюхов не говорит, каких конкретно ученых имеет он в виду -ПР).


  Мельтюхов приветствует публикацию новых материалов. Но добавляет, что «к сожалению, далеко не всегда уделялось должное внимание  обобщению этих материалов». Введение в научный оборот неизвестных ранее документов, по его словам, «необходимо дополнить их комплексным осмыслением», что требует «формулирования новых концепций участия Советского Союза в событиях 1939-1941 гг.» и дает возможность подвести некоторые итоги дискуссии, сделать еще один шаг в сторону более объективной картины: «Только подобное комплексное исследование позволит показать, насколько обоснован пересмотр традиционной версии», для чего «следует отказаться от двойного стандарта в оценках действий участников событий<…> который исходит из пропагандистских подходов, характерных для советской исторической литературы» (7,9,10).

 

      Еще один существенный для Мельтюхова тезис: по его мнению, действительность опровергает постулат «о прямой взаимосвязи общественно-политического строя и внешней политики государств»; поэтому сам он стремился рассматривать советскую. политику «без каких-либо пропагандистских шор, а с точки зрения реальных интересов, целей и возможностей Советского Союза». Автор против оценочного подхода, оправдания или обвинения советского руководства, деления участников исторических событий на «хороших» и «плохих». По его мнению, в каждом событии есть две и более сторон, «каждая из которых стремится достичь своих целей, отстоять свои интересы» (10,11,13). Претензия на объективность и многосторонность, на первый взгляд вызывающая симпатию. Мы увидим далее, чем она обернется.

 

     Пропуская изложение Мельтюховым ряда предвоенных событий, где уже проявляется определенный отбор, перейдем сразу к изображению им того, что происходило осенью 39 г., к нападению на Польшу, к пакту Молотова — Риббентропа, секретному приложению (дополнителъному протоколу) к нему. Приводится, как и в других случаях, огромное количество материала. Сообщается о действиях правительства Польши, о переговорах советских руководителей с англо-французской делегацией, цитируется довольно подробно речь Сталина на Политбюро (хотя о самом заседании Политбюро речь не идет; просто: «Сталин заявил»). А вот о забавных эпизодах Мельтюхов рассказывает: в ответ на гитлеровское приветствие Риббентропа Сталин сделал книксен. Не сообщается про заявление французского агентства «Гавас» о заседании политбюро и выступлении Сталина, от которого тот отрекся, обвинив агентство в фальсификации. Никак не оценивается позиция историков. Просто указано: одни осуждают пакт, другие оправдывают его, третье считают, что пакт в интересах и Германии, и СССР. Сам же автор своей позиции не проясняет. Но это ведь его принцип: не давать оценок. Пускай читатель сам делает выводы.

    Вывод в конце главы все же делается: Кремль сумел использовать европейский кризис «в своих интересах, поэтому советско-германский пакт о ненападении можно
      650
расценивать как значительную удачу Советской дипломатии», которая смогла переиграть англо-французскую, остаться вне войны: «Не в интересах советского руководства было препятствовать войне в Европе между англо-французским блоком и Германией». И последние строки главы, всё уравнивающие и всё прощающие: «Так в результате действий всех основных участников предвоенный политический кризис перерос в войну, развязанную Германией» (75, жирный шрифт текста- ПР). Следует обратить внимание на одну деталь: Мельтюхов нередко употребляет формулы «советское руководство», «интересы страны», «советская дипломатия» и тому подобные как некое обоснование, оправдание правомерности действий, преступных по своему содержанию: «в интересах советского руководства» – значит все в порядке.

О том, как интересы государства соотносятся с интересами многонационального народа, большинства населения СССР речь не идет. Всеосуждение перерастает в всеоправдание. А ведь «свои интересы», «интересы руководства», «интересы государства» далеко не всегда совпадают с интересами страны, народа.

 

        Затем в книге рассказывается о событиях сентября 39-го г., о разгроме Польши, о вступлении в нее советских войск, по сути – о военной агрессии двух стран, разделивших, согласно дополнительному приложению к пакту Молотова – Риббентропа, Европу на сферы влияния. Говорится о помощи, оказываемой Советским Союзом фашистской Германии еще до вступления советских войск в Польшу (германские суда находят убежище в Мурманске, действует система «Минск» – маяк для фашистской авиации) – и опять – в интересах руководства. Не скрывается, что по приказу Берия для освобожденных войсками СССР городов создаются оперативно-чекистские группы, аппарат НКВД, о том, что действия германских и советских войск координируется. Создается довольно объективная картина, но не совсем. Не сообщается, например, о совместном параде в Бресте германских и советских войск, об обеде немецких и русских офицеров, мельком упоминается договор о дружбе, подписанный 28-го сентября, утверждается, что в нем не идет речь о военно-политическом союзе (104). История с массовым расстрелом польских офицеров (Катынь), решение о котором принято Политбюро ЦК КПСС (Советский Союз всячески отмежевывался от этого злодеяния, в частности на заседаниях Нюренбергского трибунала, сваливая вину на эсэсовцев- ПР) в изложении Мельтюхова выглядит следующим образом: в лагерях НКВД оказались 125 803 человека, что привело к значительной перегруженности лагерей; на основании решения Политбюро ЦК ВКП ) и СНК СССР от 3 октября было решено распустить по домам оставшийся рядовой состав; согласно приказу наркома обороны №   575118 с 9 октября началось отправление эшелонов в Барановичи и Тарнополь, распускаемых военнопленных следовало обеспечить питанием и обработкой. К 19 октября по месту жительства было отправлено 40769 человек. «Когда выяснилось, что пленных польских офицеров в подавляющем большинстве невозможно использовать в интересах СССР, 15131 человек основном офицеры и полицейские) были расстреляны весной 1940 г.» (107-8). Эпическое спокойствие. И по сути оправдание: что же делать? Не нашли возможности использовать в интересах… Зато Советский Союз приобрел большие трофеи и захватил почти половину Польши. И итог, который делает Мельтюхов, рассказав о делах в Польше: «Поэтому действия Красной Армии в Польше могут рассматриваться в соответствии с современной терминологией как миротворческая операция» (109; жирный      шрифт текста -ПР). Не агрессия, не сговор с фашистской Германией, а операция, и даже миротворческая. Далее говорится, правда, что если рассматривать события с другой точки зрения какой другой? – ПР) «Советский Союз, конечно же, вступил во Вторую мировую войну, но не на стороне Германии, как полагают некоторые исследователи, а в качестве третей силы, действующей в собственных интересах». Опять всплывают интересы, непонятно только кого: государства, Сталина, народа. Получается, что все это одно и то же. И вывод, опять таки в пользу Советского Союза, относящийся к многим главам книги, делаемый от лица исследователя Я.Гросса, считающего, что «при советской оккупации отсутствовало чувство всепроникающего дискриминационного презрения сверхлюдей, которое так энергично излучали немцы[…]. С Советской властью было легче сотрудничать, при нацистском правлении легче было встать на путь подпольной борьбы» (109-10).

   651 В дальнейшем мы не будем подробно останавливаться на изложении Мельтюховым исторических событий, приводя лишь некоторые выводы, делаемые им. После главы о Польше идет рассказ о событиях, относящихся к Финляндии и Прибалтике, конца 39-го — начала  40-го гг. О Финляндии: снова очень подробное и ценное изложение фактов; с отдельными немаловажными пробелами (например, не говорится о создании Советским Союзом марионеточного правительства для Финляндии, назначении главы, министров, планах советизации Финляндии). Далее речь идет о Прибалтике. Глава называется обтекаемо: не захват, не оккупация, а «Наращивание советского военного присутствия в Прибалтике». Автор говорит о спорах по этой проблеме и считает, что ныне возможно дать «комплексную оценку событий в Прибалтике…» (144). Он явно претендует на то, что именно его изложение событий – такая комплексная оценка. И снова подробное и интересное изложение многочисленных фактов, с довольно спорным истолкованием их. В итоге, Мельтюхов, рассказывая о Прибалтике, вынужден признать, что присоединение ее к СССР было вынужденным: выборы проводились с нарушением закона, без альтернативных кандидатов, начавшиеся репрессии не позволяют утверждать о бескровности революций в Прибалтике  и официальная советская версия не соответствует реальности (172). Но все же последние слова главы о другом, о том, что «на практике эти правовые положения (положения международного права -ПР) игнорировались в условиях Второй мировой войны всеми ее главными участниками, в том числе СССР». Поэтому «если подобные действия были правилом в период войны, неясно, нужны ли в этом случае какие-либо оправдания»  (173)

 

  Не будем останавливаться на остальных главах книги Мельтюхова борьбе за Балканы, об ухудшении отношений между СССР и Германией, о подготовке обеих стран к войне друг против друга, о планировании каждой из них внезапного нападения на противника). Эти главы построены примерно по тому же принципу, что и предыдущие: изобилие ценного материала и весьма спорные выводы (например, Мельтюхов убедительно показывает, что обе стороны готовились к агрессивной, захватнической войне, И вдруг вывод: было ясно, что «Германия совершила внезапное, вероломное, и неспровоцированное нападение на Советский Союз» (263). Остановимся подробней лишь на Заключении, в котором особенно четко проявляется концепция автора книги. И здесь немало верного и интересного. Мельтюхов приводит насмешливые афоризмы 70-80-х гг.: «Нам нужен мир, желательно весь!», «Кто над нашим миролюбием надсмеется, кровавыми слезами обольется» и пр. Он иронизирует над распространенным мнением, согласно
    652 которому получалось, что все государства руководствовались собственными интересами, а только СССР занимался лишь тем, что демонстрировал свое миролюбие и боролся за мир; о собственных интересах СССР говорилось столь невнятно, что было невозможно понять побудительные. мотивы советской. внешней политики. По словам Мельтюхова, отказ от идеологизированного подхода делает понятным советскую политику, так же как политику любой другой страны. Подразумевается, что именно так, с полной объективностью, объясняет политику он сам. На самом деле получается не совсем так. Автор книги отмечает, что в годы Революции и Гражданской войны Россия утратила завоеванные Российской империей позиции на международной арене и территории в Восточной Европе. По уровню влияния Советский Союз был отброшен на 200 лет. Перед руководством встал выбор: либо согласиться с региональным статусом, либо начать борьбу за возвращение в число великих держав. Остановившись на последнем, советское руководство взяло на вооружение концепцию «мировой революции», «борьбы за мир». Она прекрасно совмещалась с традиционной задачей усиления влияния в мире. Это и объясняет в известной степени оправдывает — ПР) все действия Советского Союза. Умелое использование дипломатических каналов, нелегальных. возможностей Коминтерна, социальной пропаганды, пацифистских идей, борьбы с фашизмом, движения за мир, помощи некоторым. жертвам агрессора и пр. привело к созданию имиджа СССР как главного. борца за мир и международный прогресс, за коллективную безопасность.

 

  Несмотря на это события 38 г. (Мюнхен?) показали, что СССР далек от цели стать равноправным субъектом европейской политики, В таких условиях только новое обострение конфликта в Европе позволяло СССР вернуться в большую политику. А конфликт ведущих государств был острым и сложным. Это открывало богатые перспективы для Москвы. Каждая из держав стремилась к собственным целям. СССР – к своим. Предложения Германии оказались более привлекательными. Отсюда и договор 23 августа 39 г., ставший «значительной удачей советской дипломатии» (397; жирный шрифт текста — ПР). Отсюда и все остальное, военные нападения, захват чужих земель. «Не следует забывать, что большая часть этих территорий оказалась отторгнутой от России в результате внешней агрессии», поэтому события 39-40 г «были в определенном смысле советским реваншем за поражения времен Гражданской войны» (398). Утверждение не точное. Чехословакия, Венгрия, Румыния, Восточная Германия, ряд территорий на Дальнем Востоке никогда не входили в состав Российской империи. Война по итогам оказалась захватнической. По планам же Сталин собирался овладеть всей Западной Европой. Поэтому он был недоволен результатами войны, готовил в послевоенное время новое вторжение, которое не осуществилось, возможно, только в связи с появлением у союзников атомного оружия.

 

  По словам Мельтюхова, уже летом 40-го г. Советский Союз начал готовить нападение на Германию, которое назначено на 12 июня 41 г. По разным причинам оно отложено и перенесено на 15 июля 41 г. Гитлер тоже готовит войну против СССР. 18 декабря 40 г. утвержден окончательный вариант плана «Барбаросса». Начало войны намечалось на 16 мая. Затем из-за военных действий на Балканах начало перенесли на 22 июня. Германия опередила СССР. «Поражения начального периода объясняются тем, что армию не успели развернуть» (402). Ни Германия, ни 
         653 СССР не знали о близком нападении, которое готовилось другой стороной. Поэтому нельзя говорить ни в том, ни в другом случае о превентивной войне (406).

    И тут-то, по-моему, начинается самое интересное: Мельтюхов высказывает наиболее отчетливо свое отношение к упущенному шансу Сталина. Он предлагает читателю гипотетически представить, как бы развивались события, если бы советское. руководство не отложило план нападения на Германию 12 июня (406). В это время немецкие войска еще не закончили развертывание. Нападение застало бы Германию врасплох, в группировании, не подготовленном к обороне. Мельтюхов рассуждает о том, как бы, по его мнению, происходили события на разных участках фронта, на различных его направлениях: была бы кровопролитная борьба с серьезным противником, но сила внезапного удара оказалась бы столь велика, что привела если и не к разгрому, то к значительному ослаблению противника. Это сорвало бы германское нападение на СССР, облегчило бы победу в войне, сохранило бы миллионы советских жизней, большое количество материальных ценностей, поставило под контроль Москвы гораздо большие. территории, чем по миру 45 г. Разгром Германии советизировал бы Европу, создал возможность использования ее военно-экономического потенциала, открыл бы дорогу к справедливому. социальному переустройству европейских колоний в Азии и Африке. «Созданный в рамках Старого Света социалистический лагерь контролировал бы большую часть ресурсов Земли. Соответственно, если бы Новый Свет не был захвачен, он, скорее всего, вряд ли смог бы значительно превзойти Старый по уровню жизни. В результате там сохранялось бы значительное количество недовольных, с надеждой смотревших на помощь из-за океана. В случае же полного охвата Земли социалистической системой была бы полностью реализована сформулированная в либеральной европейской традиции задача создания единого государства Человечества. Это, в свою очередь, позволяло создать достаточно стабильную социальную систему и давало бы большие возможности для развития. Сегодня совершенно очевидно, что создание подобного Государства на основе русской советской традиции всеединства и равенства разных народов в гораздо большей степени отвечало интересам подавляющего большинства человечества, чем реализуемая ныне расистская по своей сути модель „нового мирового порядка“ для обеспечения интересов „золотого миллиарда“» (409-10). Вот к чему сводится утопия Мельтюхова, не столь уж существенно отличавшаяся от сталинской, от гитлеровской. Своего рода социалистический «третий рейх».  «К сожалению, Сталин, опасаясь англо-германского компромисса, как минимум на месяц отложил нападение на Германию, которое, как мы теперь знаем, было единственным шансом сорвать германское вторжение. Вероятно, это решение является одним из основных исторических просчетов Сталина, упустившего благоприятную возможность разгромить наиболее мощную европейскую державу и, выйдя на побережье Атлантического океана, устранить вековую западную угрозу нашей стране» (412; жирный шрифт текста — ПР). Яснее не скажешь. От устранения угрозы нападения Германии к разгрому ее, а затем других европейских стран и даже к захвату Америки.

 

 Читая книгу Мельтюхова, я вдруг понял не только то, к чему сводится его концепция (всемирная революция, проведенная победоносной советской армией), но и утопичность его построений. Никакого «упущенного шанса» на само деле не было.


     654 Нападение Советского Союза на Германию могло обернуться лишь другой кровавой авантюрой. Без западных союзников, без их огромных ресурсов, шансы на победу были бы минимальны. Потери и жертвы могли оказаться при варианте Мельтюхова более грозными. Говорить о том, что «к сожалению» «упущена благоприятная возможность», по-моему, антиисторично, не научно, и связано, мне представляется, со скрытой ориентировкой на идеи весьма реакционные. К счастью — утопичные.

 

04.07.09.За прошедшее время появился ряд публикаций о начале войны. Полемика по этому поводу до сих пор продолжается. Отановлюс лишь на некоторых высказываниях. В нынешнем году опубликован новый выпуск сборника «Правда Виктора Суворова. Окончательное решение». (вып.5??). Последние два слова названия обосновывают претензию редакции на итоговое решение, выяснение истины в высшей инстанции, «окончательный ответ на вопрос». По моему мнению, таким ответом сборник не является. В нем приведены новые материалы, ставшие известными за последнее время. Во вводной статье Суворова «Где же официальная история?» идет речь о том, что время показало его правоту (написано огромное количество официальных трудов о начале войны, о ходе её, но всё яснее становится несостоятельность их доводов).Весьма интересна и статья М. Солонина «Три плана товарища Сталина», но гипотеза, высказанная в ней, вызывает сильное сомнение: (Солонин предполагает, что Сталин готовил превентивный удар как раз к началу нападения Германии на СССР, что он собирался бомбить советские города как раз 22 июня, обвинив в бомбежке Гитлера и начав под этим предлогом войну) Вызывают решительные возражения и аналогичные рассуждения Солонина в интервью на радио «Свобода» 25.06.09 ( «Марк Солонин, раздражитель „патриотов““, ведущий Д. Волчек) о правомерности опережающего удара советских войск по Германии весной 1940 года.Не буду комментировать их. Просто процитирую:“Да, действительно,. тут есть над чем задуматься. При всей моей глубокой и давней нелюбви к товарищу Сталину, я все-таки не могу класть на одну чашу весов гибель десятков миллионов людей, с одной стороны, и репутационные успехи товарища Сталина. Черт бы с ним, уж лучше бы товарищ Сталин получил в своей репутации еще что-то   и повысил свою капитализацию, как сейчас говорят, если бы этой ценой можно было бы спасти десятки миллионов людей, которые погибли за эти четыре года. Да, конечно было бы лучше для всех, с нормальной, человеческой, гуманистической позиции, если бы в мае 1940 года Сталин ударил в спину Гитлера. [абзац].А спина тогда была очень хилая у Гитлера, все, что у него было более или менее боеспособного, было брошено на Западный фронт<…> Да, конечно, при этом Восточная Европа, да и не только Восточная Европа, оказалась бы на несколько лет раньше в лапах товарища Сталина. Но если такой ценой можно было бы спасти десятки миллионов человеческих жизней, то, конечно, я за».


  Вернемся в сборнику. В завершающей его интересной статье А.Буровского «Суворов  — детонатор ревизии» позиция Суворова рассматривается как создание мифа о второй мировой войне, противопоставленного лживому официальному мифу. Буровский пишет о трех мифах, созданных Суворовым, о мифах Марка Солонина. Какое уж тут окнчательное решение?! И вывод, что историю войны еще «надо написать…Это история Мировой Гражданской войны… То ли1914 — 1945 годов. То ли все же 1939 — 1945».  Суворов же, по мнению Буровского, совершил «научный подвиг и сдвинул лавину».. Поэтому и считает Буровский Суворова «детонатором ревизии».Это название можно отнести и к другим историкам, раскрывающих фальсификацию официальной трактовки истории войны. Борьба продолжается.

наверх